Истоки. Книга вторая   ::   Коновалов Григорий Иванович

Войны были, есть и будут, потому что были, есть и будут здоровые решительные люди, которые не могут жить без драки, так же как сильные, ловкие звери не могут жить, не загрызая слабых и неловких зверей. Есть аристократы духа и есть рабы, норовящие отнять у аристократа состояние, власть и славу. Надо биться. Жизнь есть борьба, а радость добывается победой. Не обузой и тем более не злом или несчастьем представлялась эта война Хейтелю. Она была для него такой же жизненной потребностью, как для соловья пение.

Он всем существом своим одобрил военную программу национал-социалистской партии, неутомимо вместе с Браухичем, Кейтелем и Гальдером разрабатывал и осуществлял планы войны. Это было увлекательное занятие. Первый пункт великого плана завоевания мира был осуществлен: Франция разгромлена. Теперь предстояло сокрушить Советы, прибрать к своим рукам Ближний Восток и Индию, тогда Англия встанет на колени.

Хейтель очень бы оскорбился, если бы ему сказали, что хотя вся его жизнь, как и жизнь других генералов, состояла в подготовке войны, в составлении планов походов, в обучении офицеров и генералов, в чтении военных книг, в обдумывании стратегии и тактики, все же из всех участников войны никто не имел таких неопределенных, неживых и путаных представлений о ней, как он и его соратники генералы.

Они командовали крупными армейскими группировками и в силу своего привилегированного положения, позволяющего им распоряжаться жизнями сотен тысяч солдат и офицеров, не знали ни тяжести походов, ни ран, ни страданий; незнакома им была и ожесточенная ярость солдат противника, которые добивались прямо обратного, то есть убивать тех, кто пришел их убить.

Для Хейтеля война представлялась хитроумными комбинациями обходов, клещей, котлов, прорывов, клиньев, и все эти комбинации были лишены живой человеческой боли, крови, угрозы каждую секунду остаться калекой, потерять семью и собственную голову. Хейтель был огражден от осколков, от пули, штыка своим особым положением большого начальника. Даже теперь, когда его машина мчалась от поселка к поселку, все ближе к грохотавшему фронту, она мчалась все же по следам отгремевших битв, он видел лишь конечный результат сражения: смерть неприятеля и победу немцев.

Приостановка наступления раздражала его. Он не понимал, почему опытные генералы не могут перехитрить казака Буденного. И очень удивился, когда командующий, принявший его в разбитой школе на окраине городка, сказал, что вот уже двадцать часов идут ожесточенные танковые бои, в которых с обеих сторон принимают участие тысячи машин. Отдаленный гул танкового сражения доносился и сюда, в эту школу с выбитыми окнами.

– Противник бросил на меня все свои бронетанковые резервы, – сказал командующий. Он снял пенсне со своего мясистого носа и посмотрел на фельдмаршала с тем особенным выражением беззащитности, которое присуще всем близоруким, носящим очки.

– Я убежден: на моем фронте все наличие большевистских танков, – снова повторил командующий. – На поле боя все перемешалось, невозможно пустить пикирующие штурмовики.

Хейтель насмешливо улыбнулся.

– Вы, конечно, не упустите прекрасного случая и уничтожите все русские танки в этом бою. Я сейчас же еду к месту боя, чтобы видеть, как это произойдет, – сказал он, спускаясь со второго этажа по лестнице, усыпанной битым стеклом.

Командующий предложил Хейтелю свой броневик-вездеход, но Хейтель с решительным видом человека, презирающего опасность и тех, кто в нее верит, прошел мимо броневика и сел в свой открытый, поблескивающий лаком автомобиль. Позади разместились красные, толстощекие, налитые пивом охранники, смотревшие на штабных злыми глазами.

Разгорался солнечный жаркий полдень, вокруг цвели травы, сочный зеленый лес временами обступал дорогу, забитую машинами, потом опять мелькали поляны в пестром разноцветье, болотца с изумрудной зеленью.