Истоки Алданова   ::   Иванов Георгий

В "Истоках" "изящность, простота доказывают нам без всякого пристрастья", что, думая так об этом дорогом нам русском прошлом, мы самообманываемся. Как всюду и всегда в человеческой истории, и тут - та же игра низменных интересов, глупости, бессмыслицы... Пожалуй, даже в большей степени, чем всюду, потому что происходит в России. "Цивилизованная" же Россия, по Алданову,- почти что никогда и не существовала. В самом деле, сперва, то есть до конца XVIII века начала XIX, России, собственно, не было. Было только предисловие к России, длиннейшее, скучноватое, нам почти непонятное",- рассуждает роrtе-раrоlе автора - Мамонтов, любуясь Царскосельским дворцом. Зрелище его удовлетворяет: "Тут настоящая, уже цивилизованная Россия"... "Конечно, более русская, чем какая-нибудь Кострома"... А 80-е годы, когда Мамонтов живет, уже "истоки" истоки большевизма. Выходит, таким образом, как ни считать,- от Растрелли до октября 1917 года - коротенькая до комизма история "настоящей цивилизованной России", "с длиннейшим и скучноватым" тысячелетним предисловием и "с почти немедленно наступившим большевистским послесловием". Да и сам этот отрезок эта "вспышка цивилизации" между непонятной "Костромой" и СССР - в какой степени она принадлежит, собственно, русским людям? Дворец, которым любуется Мамонтов, построен Растрелли, "который чувствовал Россию, русскую душу, русский пейзаж, может быть, гораздо лучше, чем какой-нибудь московский боярин"... Вывод напрашивается, по-моему, сам собой: даже тем немногим, что было в русской истории "цивилизованного", не скучного, не непонятного русским людям чрезмерно гордиться нечего: оно или создано иностранцами или заимствовано у них. Не наивно ли строить на этой не вполне обоснованной гордости - надежды на русское будущее? Какие, в самом деле, если верить нарисованной в "Истоках" картине, у нас основания для этого? Сзади скучное и непонятное "предисловие". В настоящем - кровавое "послесловие". В мимолетном "просвете" - заимствованная, не успевшая привиться цивилизация, скверные цари в построенных итальянцами дворцах, пустое общество и - единственное положительное явление среди этой смеси лицемерия, интриг, бестолковщины и разочарования - бомбы революционеров, героически жертвующих жизнью во имя "светлого будущего"... которое обернется сталинским "настоящим"...

Александра II Алданов называет "лучшим из русских царей" и, точно спохватившись, прибавляет: "хотя это и немного". "Лучший из русских "царей" изображен в "Истоках" со снисходительной симпатией.

Александр II в интерпретации Алданова - добрый, но пустой малый. Интересуют его, главным образом, любовные дела и парады. Россия, реформы, государственные заботы - для него дело второстепенное и скучное.

...Александр II размышляет на досуге о всевозможных вещах, его интересующих: хорошо ли спала княжна Долгорукая, не плакал ли их сын Гога и т. д. Логически мыслить "лучший из царей" явно не способен - его мысли перескакивают с одного на другое, без всякой связи. Между прочим, после наивного недоумения, как это может Тургенев ("Дым" которого Александр II только что прочел) страдать от неразделенной любви,- у него, т. е. у царя, любовных неудач никогда не было, поясняет писатель - в голову царя приходит мысль о конституции. Царь, давший России судебную реформу и освободивший крестьян, рассуждает о конституции так: "А что если в самом деле дать им конституцию?" Им - это значит Тургеневу и всем этим господам, которым тоже "хочется править, иметь мундиры, иметь почести и власть". Добродушный царь против этого, естественного по его мнению, желания "тоже носить мундир", "ничего не имеет" - "Что ж, я их понимаю: я сам люблю все это". "А что, в самом деле,- дать им конституцию и раз навсегда от них отделаться",продолжает Александр II свои размышления.