Табакерка императора   ::   Карр Джон Диксон

Когда Ева откидывала голову вслед за взмахом щетки, открывался нежный изгиб ее шеи над безукоризненными плечами. На ней были белая шелковая пижама и атласные туфельки.

Ева не обернулась. Она продолжала расчесывать волосы. Но она вся сжалась от страха, когда за ее спиной отворилась дверь и вслед за тем в зеркале отобразилось лицо Неда Этвуда.

Нед, трезвый как стеклышко, однако же, чуть не плакал.

— Послушай, — начал он из полуоткрытой двери. — Ты этого не сделаешь!

Ева услышала собственный голос. Страх ее не улегся. Отнюдь. Но она продолжала расчесывать волосы, может быть, для того, чтоб скрыть дрожь в руках.

— Я так и подумала, что это ты, — проговорила она спокойно. — Ты что, совсем с ума сошел?

— Нет. Я…

— Шш, ради бога тише!

— Я люблю тебя, — сказал Нед и распростер объятья.

— Ты же мне клялся, что потерял ключ. Значит, опять наврал?

— Не время сейчас ругаться из-за пустяков. Ты что, всерьез выходишь за этого Лоуза?

— Да.

Оба невольно глянули на плотно занавешенные окна. У обоих, видимо, мелькнула одна и та же мысль.

— Неужели нельзя помнить об элементарных приличиях? — сказала Ева.

— Мне не до них. Я тебя люблю.

Он и вправду чуть не плакал. Актерство? Нет, непохоже. На мгновение, по крайней мере, он отбросил свою великолепную самоуверенность и ленивую издевку, с которой относился ко всему на свете. Но это быстро прошло. Нед снова стал самим собой. Он подошел к постели, швырнул на нее шляпу, а сам уселся в кресло.

Ева с трудом сдерживалась, чтоб не сорваться на крик.

— В доме напротив… — начала она.

— Знаю, знаю!

— Что ты знаешь? — спросила Ева. Она повернулась на туалетном стульчике и посмотрела Неду в лицо.

— Старик, сэр Морис Лоуз…

— О? Ну и что же ты про него знаешь?

— Он каждую ночь засиживается допоздна над своей коллекцией или как ее там. И из твоего окна виден его кабинет.

В жаркой спальне пахло хвойным экстрактом и сигаретами. Удобно развались в кресле, перекинув длинную ногу через подлокотник, Нед оглядывал комнату. На лице его все резче обозначалась издевка. Лицо это было не просто красивое; лоб, глаза, очертания рта изобличали человека впечатлительного и не лишенного известной тонкости.

Он оглядывал знакомые стены, обитые темно-красным атласом. Он заглянул во все зеркала. Посмотрел на кровать, где на одеяле покоилась его собственная шляпа. Посмотрел на телефон возле кровати. Посмотрел на сиротливую лампочку над туалетным столиком.

— Они очень добропорядочные, верно ведь? — спросил он.

— Кто?

— Ну эти Лоузы. Если б старикан узнал, что ты принимаешь дорогого гостя в час ночи…

Ева хотела было встать, но снова села.

— Не волнуйся, — грубо сказал Нед. — Я не такая сволочь, как ты думаешь.

— Тогда, пожалуйста, уходи отсюда.

— Я только одно хочу знать, — настаивал он отчаянным голосом. — Зачем? Зачем тебе выходить за этого болвана?

— Потому что, представь себе, я его люблю.

— Чепуха. — Нед отмел ее объяснение с высокомерным спокойствием.

— Ну хорошо, — сказала Ева. — Ты еще долго будешь высказываться?

— Нет, ты это, конечно, не из-за денег, — размышлял он. — Что это с тобой? Ты стала другая.

— Правда?

— Откуда такая святость? Была человек как человек. А с тех пор как познакомилась с этими Лоузами, такой добродетелью заделалась, что куда там Лукреции.

— Правда?

Наступило неприятное молчание. Тяжело дыша, Нед вскочил на ноги.

— И не надоело тебе повторять одно и то же? «Правда, правда»! И нечего мне внушать, будто ты влюблена в этого Тоби! Хватит!

— Нед, послушай, а что ты имеешь против Тоби Лоуза?

— Ничего, просто всем известно, что он надутый болван. Да пусть он хоть распрекрасный, хоть расчудесный — он не для тебя. А вот я для тебя.