История села Брехова, писанная Петром Афанасиевичем Булкиным   ::   Можаев Борис

- План составляете вы, а вы еще не государство.

- Зато я смогу запретить вашу антигосударственную практику! - Мотяков выпил стакан воды, взял свой портфель и уехал.

Думали, на этот раз снимут нашего Петю Долгого. Но тут посевная приспичила, народ на работу валит - колхоз передом идет...

Как тут снимать председателя! Ладно, строгача ему дали. Авось, мол, одумается.

А он опять за свое. "Хлебороб, говорит, у хлеба живет. Так пусть он о хлебе не думает. Дадим ему хлеба вволю!"

И вот решили на правлении: ежели ты имеешь двадцать три выхода в месяц, то кроме заработанных денег дадут тебе по пуду хлеба на едока по государственной цене, то есть почти даром. А ежели ты вдова, то хлеб на всех твоих едоков идет бесплатно. Куда с добром! Повеселел народ. Прямо не работа пошла, а песня с пляской. Сочинять стали: музыка Глуховой, слова Хамова, так и далее.

Но не успел еще урожай созреть, нам - бац! Из района новое задание сдать три плана. Брат родной! Восемнадцать тысяч центнеров! Мы подсчитали: выходит тютелька в тютельку - сколько уберем, столько и сдадим. Под метелочку. Петя Долгий уперся: половину, говорит, сдам, а остальное колхозникам и на семена. Тут я должен сказать, он проявил политическую безграмотность. Настоящий коммунист как должен поступать? Ты за колхозников переживай, а государству все отдай сполна, что потребуют. И правильно ему Мотяков сказал: "Ты колхозников ставишь на первое место, а государство на второе. Отстраним!"

Приехали в колхоз трое, во главе с Мотяковым:

- Собери массу! Говорить будем.

Ладно, собрались на собрание...

- Товарищи! - выступает Мотяков. - Вы знаете, что все мы переживаем очередную трудность... Засуху и недород.

- Она, засуха-то, больно чудная, - говорят мужики. - Вон через дорогу, в Прудках, засушило, а у нас нет. Вроде бы одна небесная канцелярия над нами.

- Небо одно, да молитвы другие, - крикнули с места, и все засмеялись.

- Товарищи, не будем ссылаться на объективные трудности. У вас уродилось лучше, вы и должны пример показать. Откликнемся на призыв партии - сдадим нашему государству двадцать тысяч центнеров!

А кто-то из зала:

- Зачем двадцать тысяч? Давайте сдадим тридцать! Вот это по-нашему.

- Правильно! - Мотяков аж руками потер. - Не то некоторые маловеры и скептики отказываются, - он покосился на Петю Долгого. - Ничего, трудовой народ поставит их на место, враз и навсегда.

А Петя Долгий как бы ни в чем не бывало подымается и говорит:

- Ну что ж, товарищи колхозники, давайте считать - что у нас уродилось.

Считали хором - все поля наперечет знали, а Мотяков записывал. Считали, считали, - и двадцати тысяч не набрали.

- Извините, - говорят Мотякову, - чего не можем, того не можем. Сами вы считали.

- Вы что? Посмешище из меня делать! - рявкнул Мотяков. - Не советую:

Вышел с собрания, не попрощавшись. А на другой день вызвали на бюро Петю Долгого. И навалились на него сообща:

- Что?! Народ настраивать? Да это ж саботаж! Проси прощения! На колени!

А Петя Долгий:

- На колени перед вами становятся те, которые работать не умеют, да еще бездипломники. А я академию окончил. Для меня работа всегда найдется.

Резолюцию вынесли - снять! Но будто бы первый секретарь Демин заступился: "Без колхозного собрания не имеем права". У нас, говорит, эта самая - демократия.

Ладно... Демократия демократией, но все ж таки привезли с собой на колхозное собрание и прокурора и начальника милиции. И даже милиционер Тузиков приехал. Правда, в зал его не пустили - он у входа стоял.

Мотяков сел в президиум. По правую руку посадил с собой начальника милиции Змеева, по левую - прокурора Абрамкина.

- Ну, кто говорить будет?

Тут ему устроили нашу бреховскую канитель. Как-то я уже писал, - народ у нас дружный. Ежели сопрут чего - убей - не допытаешься...