Истребители   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

Это нам пока повезло: живем в благоустроенном гарнизоне… Помнишь, только поженились, приехали в Монино, и комендант гарнизона сразу вручил нам ключи от комнаты…

— Я тогда очень удивилась, — живо отозвалась Валя и с сожалением добавила: — Теперь я каюсь, что не приехала к тебе в училище, в Харьков. На год раньше стали бы жить вместе… А то как поженились, так почти все врозь да врозь… Я так рада, что тебя отсюда никуда не собираются переводить.

— Как знать, — нерешительно протянул я и подумал: «Может быть, сказать сейчас?

…Она все обо мне знает. Знает мое детство, как я жил с матерью и работал в деревне, как семнадцати лет принял участие в коллективизации и борьбе против кулачества. Знает, как ушел в город, имея за плечами сельскую школу, как четыре года спустя нашел свое место в жизни, твердо решив посвятить себя партийной работе. Я рассказывал ей об учебе в комвузе и о том, как по партийной мобилизации был направлен в авиационную военную школу, хотя прежде никогда не думал, не имел никакого желания учиться на летчика; но воля партии для меня — закон.

И вот теперь, военный летчик по профессии, я, естественно, хотел быть на передовых позициях, мечтал принять участие в боях на стороне республиканской Испании и революционного Китая. Недавно два моих товарища по летной школе уехали в Китай, чтобы сражаться против японских захватчиков. Я попросил, чтобы меня тоже послали в Китай. Отказали; предложили поехать на Дальний Восток. Там граница и пахнет порохом. Я с радостью согласился. Вот этого-то Валя пока и не знает — смерть дочки отодвинула, сделала на какой-то срок невозможными все разговоры, связанные со службой. Теперь она сама, первая, спросила меня… Пожалуй, сказать надо сейчас. Как лучше — это сделать?

Решил ничего не утаивать, сказать обо всем прямо.

Она слушала внимательно, не перебивая.

— Что же, — пожала Валя плечом, — земляночка, наверное, там для нас найдется?

Я и раньше был в ней уверен. Но эта ее готовность следовать за мной куда угодно, высказанная так просто, глубоко тронула.

— Вот наши потайные врата, — сказал я с деланной беспечностью, чтобы не показаться расчувствованным, раздвигая лаз в колючей проволоке, ограждавшей территорию гарнизона. Если бы Валю задели острые шипы, боль испытал бы и я — так мне казалось в ту минуту. Она миновала преграду легко.

— Скажи, ты действительно теперь чувствуешь призвание к полетам? Или тебя заставляет летать необходимость?

Я молчал.

— Ведь в летном деле, как и во всяком другом, нужен талант? — осторожно спрашивала Валя.

— Призвание, талант!.. В авиации, знаешь ли, эти слова чаще всего повторяют задавали да лодыри. Человек, как появляется на свет, умеет только кричать да конечностями дрыгать. Если и дальше ему ничего не показывать, то он, как звереныш, будет всю жизнь есть да спать. А если с детства с ним заниматься, то можно любые задатки развить. Я имею в виду здорового ребенка, конечно. Все зависит от воспитания. Что посеешь, то и пожнешь…

— Это наши дома? — грустно спросила Валя.

Я спохватился, неловко вышло, кажется, у меня насчет ребенка.

Я поправил темно-синюю пилотку, разогнал складки под ремнем гимнастерки.

— День отдыха, а все почему-то по домам сидят, — заметила она.

— Могли уйти в город, как и мы с тобой. А потом, сейчас по распорядку — послеобеденный отдых.

Аллеи и площадки, в такое время обычно людные, были непривычно пусты.

2



Из замочной скважины нашей двери торчала бумажка, свернутая трубочкой. Пока я доставал ключ, Валя вынула записку.

— Наверно, тебе… Ну, так и есть! На, читай.

— Подожди, спешить некуда, — проговорил я, отпирая дверь. Видимо, в ту минуту я и не подозревал, как круто переменится вся моя жизнь.

Мы вошли. Жена быстро развязала сверток и надела шубу.

— Как хорошо, что мы купили ее теперь, разве зимой такую достанешь? — щебетала Валя.

Шуба в самом деле была очень на ней хороша. Я развернул записку, вслух прочел: «Срочно приди ко мне или позвони. Гугашин».