Иван Савич Поджабрин   ::   Гончаров Иван Александрович

Зало-то окнами на улицу: восемьдесят рублей в месяц ходит.

Тот всё молчит.

- Шандалы, я думаю, одни рублей сто заплачены; а столы, стулья какие! диваны красные и зеленые, да премягкие: я на один присела, пока он стоял в коридоре, так и ушла вот до этих пор, инда испужалась.

- До каких пор? - спросил Семен Семеныч флегматически.

- Вот до сих, - она показала рукой.

- А где он служит?

- Не успела спросить у человека: вот ужо разве.

- Добро, давайте-ка обедать, - сказал Семен Семеныч, - нечего растабарывать.

И хорошенькая соседка вертелась всё на пороге. Она прыгала и резвилась, как котенок, даже поговорила с Авдеем.

- А кто твой барин? - спросила она.

- Он-с, барин, сударыня.

- Знаю, да кто?

- Не могу знать, майор ли, советник ли какой: должен быть полковник.

- Где ж он?

- Кушать где-нибудь изволит.

- А разве он не дома кушает? А богат он?

И засыпала вопросами.

- Пусти меня заглянуть к вам, пока нет барина.

- Извольте, сударыня, да ведь у нас еще не убрато. Она вбежала, всё пересмотрела, посидела на всех диванах, креслах и выпорхнула как птичка.

- Вот погоди ты, егоза! - ворчал Авдей, разбираясь на новой квартире, - ужо он тебе всё сам расскажет, усадит тебя, уймешься, перестанешь прыгать-то!

Хлопоты Авдея заключились тем, что он побранился с верхней бабой, Степанидой Игнатьевной, знакомой дворника.

- Что ты, тетка, оставила ушат на дороге? убери! - сказал он.

- Ну, погоди, уберу.

- Чего годить! Вот барин приедет ужо, даст тебе.

- Боюсь я твоего барина! что он мне даст? Эка невидаль! мы сами чиновники.

- Убери, говорят тебе, старая ведьма!

- Еще ругается! как я скажу своему хозяину, так он тебе скорее даст. Будешь помнить, как ругаться, окаянный, каторжник, чтоб тебе ни дна ни покрышки...

Она еще звонко кричала, но Авдей захлопнул дверь.

- Ух! - сказал он, отирая пот с лица, - умаялся! С утра маковой росинки во рту не было. Хоть бы закусить чего-нибудь. Боюсь в лавочку сходить: неравно приедет. Да, чай, уж и заперто - поздно. Нешто выпить?

Он отворил маленький шкап, достал узенькую четырехугольную бутылку светло-зеленого стекла в плетенке, потом запер на крюк дверь, налил рюмку и поставил ее на стол. Он оглядывал ее со всех сторон.

- Какая бутылка! - рассуждал он, смеючись, - словно наша косушка, а ликёра прозывается! Три целковых за этакую бутылочку - а? Ну, стоит ли? Вот деньги-то сорят! Как у них горло не прожжет? - ворчал он - и отхлебнул.

- Какая мерзость! - говорил он с гримасой, - а поди ж ты!

И выпил всю рюмку.

- Право, мерзость!

Между тем Иван Савич возвращался в это время домой. Пошел дождь, один из тех петербургских дождей, которым нельзя предвидеть конца.

Иван Савич позвонил у ворот - никто не показывался. Он другой раз тоже никого. Наконец после третьего звонка послышались шаги дворника.

- Господи Боже мой! - ворчал он, идучи к воротам. - Что это такое? совсем покою нет: только заснул маленько, а тут черт какой-то и звонит... Кто тут?

- Я.

- Да кто ты?

- Новый жилец.

- Какой жилец?

- Что сегодня переехал.

- Что те надо?

- Как что: пусти поскорее, ты видишь, я под дождем.

- Ну вот погоди: я за ключом схожу.

Дворник ушел и пропал, а дождь лил как из ведра.

Иван Савич принялся опять звонить что есть мочи. После третьего звонка послышались шаги дворника и ворчанье.

- Что это такое, Господи, покою совсем нет. Должность проклятая... не дадут заснуть! Кто тут?

- Да я же, тебе говорят!

- Да кто ты?

- Новый жилец.

- Ты еще всё тут? не ушел? что те надо?

- Как что? ах ты разбойник! пустишь ли ты меня? я до костей промок.

- Ну вот погоди: ключ возьму.

Он пошел и, к удовольствию Ивана Савича, возвратился тотчас и начал вкладывать ключ в замок.

- Ну, скорее же! - сказал Иван Савич.

- Вот постой, что-то ключ не входит.