Яков Пасынков   ::   Тургенев Иван Сергеевич

Теперь, когда он умер, почему вам не узнать, что и его сердце вам принадлежало?"

Елисей скоро вернулся и принес мне обратно ладонку.

- Что? - спросил я, - она ничего не велела сказать мне?

- Ничего-с. Я помолчал.

- Прочла она мою записку?

- Должно быть, прочитали-с; ихняя девушка к ним носила. "Недоступная!" - подумал я, вспомнив последние слова Пасынкова.

- Ну, ступай,- промолвил я громко. Елисей улыбнулся как-то странно и не вышел.

- К вам-с...-начал он,-пришла одна девушка.

- Какая девушка? Елисей помолчал.

- Вам покойный барин ничего не говорили-с?

- Нет... Что такое?

- Они, как в Новгороде были,- продолжал он, трогая рукой притолку,- с одной, примерно сказать, девушкой знакомство свели. Так вот эта девушка вас видеть желают-с. Я ее намедни на улице встретил. Я ей сказал: "Приходи; коли барин прикажет, я пущу".

- Проси, проси ее, разумеется. Да что... какая она?

- Простая-с... из мещанок-с... русская.

- Покойный Яков Иваныч любил ее?

- Ничего... любили-с. Ну и она... Как узнала, что барин скончался, оченно убивалась. Девушка ничего, хорошая-с.

- Проси ее, проси.

Елисей вышел и тотчас же возвратился. За ним шла девушка в ситцевом пестром платье и с темным платком на голове, до половины закрывавшим ее лицо. Увидев меня, она застыдилась и отвернулась.

- Чего ты?-сказал ей Елисей,-ступай, не бойся. Я подошел к ней и взял ее за руку.

- Как вас зовут? - спросил я ее.

- Машей,- отвечала она тихим голосом, украдкой взглянув на меня.

На вид она казалась лет двадцати двух или двадцати трех;

лицо имела круглое, довольно простое, но приятное, нежные щеки, кроткие голубые глаза и маленькие, очень красивые и чистые руки. Одета она была опрятно.

- Вы знали Якова Иваныча? - продолжал я.

- Знавала-с,- проговорила она, подергивая кончики платка, и слезы выступили на ее веки...

Я попросил ее сесть.

Она тотчас села на край стула, не чинясь и не жеманясь. Елисей вышел.

- Вы с ним в Новгороде познакомились?

- В Новгороде-с,- отвечала она, заложив обе руки под . платок.-Я только третьего дня от Елисея Тимофеича узнала о их кончине-с. Яков Иваныч, как в Сибирь отъехали, писать обещались, и два раза писали, а больше не писали-с. Я бы за ними и в Сибирь поехала, да они не хотели-с.

- У вас в Новгороде есть родственники?

- Есть.

- Вы с ними жили?

- Я жила-с матушкой и с сестрой с замужней; а после матушка на меня прогневалась, да и сестре тесно стало: у них детей много; я и переехала. Я всегда надеялась на Якова Иваныча и ничего не желала, как только его видеть, а они со мной завсегда были ласковы - спросите хоть Елисея Тимофеича.

Маша помолчала.

- У меня и письма их есть,- продолжала она.- Вот по-смотрите-с.

Она достала из кармана несколько писем и подала мне.

- Прочтите-с,- прибавила она.

Я развернул одно письмо и узнал руку Пасынкова.

"Милая Маша! (писал он крупным, разборчивым почерком) ты вчера прислонилась своей головкой к моей голове, и когда я спросил: зачем ты это делаешь? ты мне сказала: хочу послушать, о чем вы думаете. Я тебе скажу, о чем я думал: я думал, как хорошо бы выучиться Маше грамоте! Она бы вот это письмо разобрала..."

Маша заглянула в письмо.

- Это они мне еще в Новгороде писали-с,- проговорила она,- когда они меня грамоте учить собирались. Посмотрите другие-с. Там есть одно из Сибири-с. Вот то прочтите-с.

Я прочел письма. Все они были очень ласковы, даже нежны. В одном из них, именно в первом письме из Сибири, Пасынков называл Машу своим лучшим другом, обещался выслать ей деньги на поездку в Сибирь и кончил следующими словами: "Целую твои хорошенькие ручки; у здешних девушек таких ручек нету;

да и головы их не чета твоей, и сердца тоже... Читай книжки, которые я тебе подарил, и помни меня, а я тебя не забуду. Ты одна, одна меня любила: так и я ж тебе одной принадлежать хочу..."

- Я вижу, он к вам очень был привязан,- сказал я, возвращая ей письма.