Ярлык Великого Хана   ::   Каратеев Михаил Дмитриевич

Он имел, как рассказывал мне сын писателя, пять или шесть дипломов, в том числе по геологии и минералогии. Несколько лет Каратеев-старший (опять-таки по свидетельству внука) преподавал философию в Гейдельбергском университете. Без сомнения, впитанная с детских лет, „с младых ногтей“ эта культура и родовые традиции вошли в жизненный состав Каратеева, заронив в него любовь и к точным наукам, и к истории, и, конечно, к „изящной словесности“.



Часть 1

Глава 1

В хоромах Пантелеймона Мстиславича, великого князя земли Карачевской, царят растерянность и уныние. В просторной, но низкой горнице, смежной с опочивальней князя, жарко и душно. Сквозь слюду невысоких окон заходящее июльское солнце льет рассеянный свет на стоящие у стен разные дубовые лари и червонит бороды троих бояр, понуро сидящих на скамье, у двери в опочивальню.

Воевода Семен Никитич Алтухов, – средних лет дородный мужчина, с белесым от времени шрамом, пересекающим левую щеку,– ходит из угла в угол по домотканому ковру, застилающему весь пол горницы. Из открытых дверей крестовой палаты доносится тихий, временами усиливающийся женский плач.

Тому не минуло и часа, как с брянских рубежей прискакал вестник с худыми вестями. Выслушав его, престарелый князь Пантелеймон Мстиславич сильно разволновался, открыл было рот, чтобы отдать нужные распоряжения, но голос у него перехватило, и, качнувшись, он повалился на пол, средь горницы, где стоял. Лицо его побагровело, глаза ушли под лоб, из горла вырывался протяжный, мучительный хрип. Перепуганные бояре и слуги, подняв, перенесли его в опочивальню, и постельничий Тишка кинулся искать знахаря-ведуна Ипата, который на все княжество славился умением заговаривать кровь и врачевать болезни. На счастье, Ипат оказался дома и пришел тотчас. Вот уже с полчаса он находился в опочивальне князя, удалив оттуда всех, кроме помогавшего ему Тишки.

– Экую беду послал Господь,– негромко промолвил тучный боярин Опухтин, сидевший ближе всех к двери. – Не выдюжит князь. Однова уже было ему такое, годов тому пять, после блинов. И тогда еле выходили. Ну, а ноне стар стал и немощен, эдакую хворь не пересилит…

*Крестовая палата – домовая церковь.

– Не каркай, боярин,– приостанавливаясь, сказал воевода Алтухов,– князь наш крепок еще, а Бог милостив… Ну, что Тишка?– быстро обратился он к постельничему, который показался в эту минуту на пороге опочивальни.

Ипат князю жилу отворил, почитай, с полковша крови выпустил,– вполголоса поведал Тишка, прикрывая за собой дверь, – а в сей час над тем ковшом чегось нашептывает и коренья туды крошит.

– Ну, а князь как?

– Князь-батюшка враз хрипеть перестал, очьми водит и, видать, чегось молвить хочет, да голосу нет. А как дальше будет, баит Ипат,– на то воля Божья.

– За попом бы послать,– крестя длинную седую бороду, промолвил сидевший поодаль боярин Тютин.

Отец Аверкий туто уже, в крестовой палате, с княжной да с Аришей о здравии князя молятся,– отозвался боярин Шестак.

– А за княжичем послано ль?

– Оно-то послано, да где его теперь сыщешь? Почитай, с утра поскакал со своим Никиткой лисиц травить.

– То всем ведомо, каких лисиц он травит, – зло ухмыльнулся в рыжую бороду боярин Шестак. По всему Карачеву лисенята с его обличьем бегают!

– Ты помолчал бы, боярин,– не глядя на него, хмуро промолвил Алтухов,– а то сам знаешь, какой у княжича с вами разговор. За то и плетете на него невесть что.

– Да я что? Знамо дело, молодость. Кто в таких годах Богу не грешен? Я это токмо к тому, что ежели надобно Василея Пантелеича борзо сыскать, так послали бы кого в Заречную слободу, до Катаевой усадьбы.