Ясность   ::   Барбюс Анри

---------------------------------------------

Барбюс Анри

Ясность



Анри Барбюс

Ясность

Перевод с французского Н.Я.Яковлевой

Анри Барбюc (1873-1935) - французский писатель и общественный деятель - коммунист. Всемирную известность принес ему роман "Огонь" (1916) - первое подлинно революционное произведение французской литературы XX века. Об империалистической войне 1914 - 1918 гг., о том, что произошло со многими участниками войны, ставшими революционерами, Барбюс рассказывает в романе "Ясность" (1919).

СОДЕРЖАНИЕ

I. Я

II. Мы

III. Вечер и рассвет

IV. Мари

V. Дни

VI. Голос из сумерек

VII. Выводы

VIII. Глашатай

IX. Гроза

X. Стены

XI. На краю света

XII. Тени

XIII. Куда идешь ты?

XIV. Развалины

XV. Явление

XVI. De profundis clamavi

XVII. Утро

XVIII. Глаза

XIX. Призраки

XX. Культ

XXI. Нет!

XXII. Ясность

XXIII. Лицом к лицу

I

Я

Все дни недели схожи, от начала до конца.

Вечер. Часы тихонько бьют семь, и тотчас же оглушает колокол. Я закрываю книгу реестров, вытираю и прячу перо. Беру кашне и шляпу, бросив взгляд в зеркало, которое отражает правильный овал моего лица, блестящие волосы и тонкие усики (видно, что я не простой рабочий). Гашу лампу, спускаюсь из своей маленькой застекленной клетки. Прохожу котельный цех, где густая толпа все еще гудит от удара колокола-освободителя. Темная торопливая толпа растекается по коридорам и тучей несется по лестницам; несколько голосов меня окликают: "До свидания, Симон", - или менее фамильярно: "До свидания, господин Полэн". Я отвечаю тем и другим, и людской поток меня уносит.

Как только раскрывается наружная дверь, видишь голую равнину, тусклый горизонт и черные гигантские декорации; прямоугольные и треугольные формы заводских зданий и высокую погасшую трубу, которую увенчивает только облако нависшей ночи. Тяжелая лавина неприметно увлекает меня. Против ворот, вдоль стены, выстроились шеренгой женщины, они ждут; бескровные овечьи лица их смутно белеют в тени. В толпе они узнают своих, кланяются, окликают. Быстро соединяются пары. Я слежу глазами за рабочими: друг за другом идут они призрачной дорогой.

Эта бледная тропа ведет в открытое поле. Путь ее отмечен в пространстве рядами хилых деревьев, - они точно коптят, как погашенные свечи, - телеграфными столбами в бесконечной паутине проволок, кустарником или изгородями, похожими на скелет кустарника. Несколько домиков. Вверху, над редкими строениями пригорода, куда ползет грязная, выброшенная заводом толпа, еще брезжит светлая и желтая полоска неба. Западный ветер вздувает синие, черные или цвета земли блузы, треплет концы шерстяных шарфов и бьет звериным запахом в наши лица, затуманенные сумраком нависшего неба.

Здесь и там привлекают внимание кабаки. Двери заперты: но над дверями и в окнах стекла кажутся золотыми. Рядом с кабаками стоят старые, приземистые заброшенные дома, некоторые из них развалились и открыли путь небу в эту темную долину жилищ. Вокруг меня, на шоссе, ноги, подкованные железом, отбивают по утрамбованной земле глухую барабанную дробь, затем, на плитах тротуара, точно звенят цепями. Я шагаю, опустив голову, но не слышу своих шагов - так они сливаются с другими...

Как всегда вечерами, все спешат. В том месте, где среди чернильного пейзажа высокое погнувшееся дерево бьется, как живое, внезапно начинается спуск, ноги скользят. Внизу сверкают огни Вивье. Люди, изнуренные за день, спешат к этим земным звездам; вечерами надежды схожи, как и усталость: мы все одинаковы. Я тоже спешу к своему огню, как и все, как и всегда по вечерам.

* * *

Мы долго спускаемся, затем склон обрывается, дорога стелется, как река, и, расширяясь, входит в город.