Явилось в полночь море   ::   Эриксон Стив

И потому в ту ночь, убедившись, что ее дядя все так же пребывает в пьяном отупении за стойкой бара, она тихо прокралась из своей комнаты на задах местной таверны в проулок, где голые ветви деревьев царапали лунный свет над головой, а темнота звенела жужжанием комаров.

Беззвучно Кристин двигалась мимо домов на главной улице к местной гостинице, через старинное фойе, отделанное деревом, по лестнице наверх, из комнаты в комнату, высматривая какого-нибудь случайного заезжего чужака. По тому, как обнаруженный в темноте человек храпел, она поняла, что он пьян.

– От него несло водкой, – говорит Кристин мертвому доктору в отеле «Рю». – То есть запах водки, по идее, нельзя различить, но не забывайте, я всю жизнь прожила в баре.

И тогда она стянула джинсы и несколько минут гладила себя, пока не почувствовала, что внутри все стало горячо и влажно. Тогда, сев верхом на спящего, она ввела его внутрь.

Ей не терпелось увидеть в уме вспышку его сна, и она двигалась на нем быстрее и быстрее. Когда он пошевелился, сонный, то в смятении потерял эрекцию, не достигнув оргазма, и пробормотал имя чужой женщины – наполовину в отчаянии, наполовину в надежде:

– Энджи?

Тысячу лет назад, в последние мгновения десятого века, в древней кельтской деревне в двенадцати километрах от побережья Бретани ровно тысяча мужчин, женщин и детей ждали в своих деревянных лодках, что в полночь на них накатит апокалиптический приливный вал. В свете луны было видно, как над долиной на сваях возвышаются лодки, которые, как считали жители, подхватит приливом тысячелетний потоп и пустит на волю волн. И только перед самой полуночью деревенские старейшины, к своему ужасу, поняли, что им кого-то не хватает, что на самом деле их не тысяча, а 999 – число года, подходящего к концу. Поскольку деревня не хотела встретить свой конец вместе с годом, это казалось зловещим просчетом. С высоты своих приподнятых лодок сельчане увидели тысячного в башне, возвышавшейся на северо-западе, по направлению к морю: из верхнего окна выглядывала девушка.

В панике маша рукой односельчанам, запертая в башне, не в силах вынести мысль о колоссальной стене воды, накатывающейся через поля и разбивающей ее вдребезги вместе с башней, девушка забралась на окно, посмотрела в ночь и, вытянув руки, прыгнула навстречу смерти.

Все видевшие это закричали в своих лодках, началось смятение. Отца семнадцатилетней девушки, который с запозданием понял, что это его дочь была в башне, удерживали, чтобы он не бросился к ней. Они боялись, что неудержимое полуночное море смоет и его. Он взвыл при виде падения дочери.

– Убийцы! – тщетно кричал отец, указывая на священнослужителей, наблюдавших за драмой с кормы лодки.

Позже, в первые дни одиннадцатого века, когда полночь расплаты придет и уйдет без всякого проявления небесного гнева, в близлежащих деревнях сложится некая легенда, а пока были только вопросы и слухи: уснула ли девушка в башне и ее просто забыли, когда в бешеной суете спешили укрыться в лодках? Или она отстала нарочно, мучимая совестью за какой-то грех, который и привел ее в башню? Или именно из-за того, что она была тысячной, священники намеренно заперли ее, сочтя подходящей жертвой некоему языческому богу или друиду, который придет к власти, когда первая тысяча лет уступит место второй…

В последние мгновения двадцатого века, не протестуя вслух и не ликуя безмолвно, две тысячи женщин и девочек на побережье Северной Калифорнии («Во всяком случае, так утверждали газеты, – сообщает Кристин своему сосредоточенному слушателю в темноте отеля „Рю“, – но я могу вам сказать точно: их было всего тысяча девятьсот девяносто девять») молча шагнули с края высокой скалы и пропали в черных волнах. Никогда не узнать, чего они ожидали после финального шага со скалы в пустоту.