Эдельвейс   ::   Andrew Лебедев

Две пары братишек, что тащили патроны к Жоркиной позиции, тоже провалились в трещины.

Снег прямо разверзся под Лешкой Одинцовым и он, пролетев метров пятнадцать вниз головой, повис, зажатый между двумя ледяными стенками.

Та же история приключилась и с Гришей Черкасовым.

Тетову доложили на его КП.

– Доставайте! – приказал он.

– Не можем, немец лупит из минометов, – отвечал командир отделения Федя Кулешов – мальчик из города Нальчик, как шутил про него Жора-весельчак.

Ничего себе мальчик!

В Феде Кулешове были все сто девяносто сантиметров.

– И корень – тридцать пять сантиметров, – добавлял Жора, смеясь.

– Доставайте, – настаивал Тетов.

– Да погоди ты! – осадил товарища Лазаренко, – темноты дождемся, потом вытянем, а сейчас туда не сунуться… ….

Клаусу фон Линде тоже доложили, что несколько егерей сорвались в трещины и что все попытки организовать их спасение – провалились из-за сильного пулеметного огня русских.

В течении двух часов непосредственного огневого контакта стало ясно – просто так, примитивно наступая в лоб – группе фон Линде здесь не пройти.

Отходить?

Отказаться от выполнения задания?

Да как отходить, если там в трещинах остались товарищи!

– Ночью такие дела не делаются, – сказал Линде, когда Хайнрици под покровом темноты вызвался пойти с ребятами на передовую к трещинам на леднике.

– Что же делать? – спросил Хайнрици.

Другие егеря тоже с недовольством поглядывали на своего командира.

Он был их надеждой – он, Клаус фон Линде, словно капитан на борту корабля – нес ответственность за жизнь и смерть каждого из их команды.

– Я что-нибудь придумаю до утра, – успокоил Линде своего фельдфебеля, – у нас ночь впереди, мы подумаем и до утра что нибудь решим. ….

Это был самый любопытный и самый замечательный диалог в ночи, наверное, за всю историю всей войны – самый любопытный и самый замечательный.

– Эй, русский! Там есть кто говорить по-немецки? – кричал Клаус в ночную темь.

Сперва…

Сперва никто не откликался.

А потом кто-то крикнул в ответ, – чего надо, Фриц?

– Я не Фриц, я Клаус, – ответил Линде и продолжил, – я хочу переговорить с ваш командир о спасении сорвавшихся солдат.

Потом снова никто не откликался.

Долго-долго никто не откликался.

Клаус уже хотел начать все сначала, как вдруг с той стороны послышалось, – Клаус, это ты? Я Игорь Тетов, помнишь меня?

– Игорь? – вскрикнул Клаус, – Игорь Тетов? Альпинист?

– Да, – ответили горы…

Два командира.

Русский и немецкий – перекрикивались в ночи, и почти две сотни солдат – русских и немецких, внимательно прислушивались к этому диалогу, понимая, что от диалога этого напрямую зависят их судьбы. И жизнь тех ребят, что висели теперь на страховочных концах, зажатые в трещинах на леднике.

И они договорились.

Договорились, что завтра после рассвета – до десяти ноль-ноль никто не будет стрелять. Ни та, ни другая сторона.

Перемирие до десяти ноль-ноль…

За это время они вытащат всех.

Каждый своих.

– Как там твоя Рая? – крикнул Клаус.

– Не надо об этом, – ответил Игорь, – если война кончится и живы останемся, потом договорим… ….

А ночью, где то около четырех часов утра что-то сильнейшим образом ухнуло!

Клаус сперва подумал, что это русские нарушили перемирие…

Ухнуло как то очень уж громко и раскатисто.

Но не так, когда взрывается снаряд или мина.

Грохот скорее носил характер какого-то природного явления.

И только когда рассвело, Клаус и все его парни увидали, что часть ледника сползла в пропасть и рухнула вниз.

Примерно сто метров на тридцать.

Такой громадный кусок ледника.

– Понимаете, герр оберлейтенант, – жарко шептал возбужденный Хайнрици, – этот ледник весь висит на волоске и стоит его немного дестабилизировать, он весь сползет вниз, увлекая всех на нем находящихся.