Электрическая Лиза   ::   Гер Эргали

- Я не могу его снять, потому что под ним ничего нет, - призналась она, переползая с моих колен на диван, но там оказался я, оказалось, я тоже переполз на диван и что-то горячо говорил Лизе, а потом уже не говорил, и это самое, наконец-то, подумал я. Лиза вцепилась в меня, как маленький кровосос, это было не очень сексуально, но говорило о полноте чувств, потом мы нашли то, что надо, быстрые точечные поцелуи в одуряющем темпе и медленные, проникновенные, вяжущие, - в голове у меня забегала рота крохотных, с мелкую дробь барабанщиков, и дело пошло. Грудь у нее оказалась маленькой, тугой и необыкновенно чувствительной, от нее шел волнующий, непередаваемо нежный запах, чего нельзя было сказать о мамином халате; впрочем, халат уже был распахнут. Рука моя блуждала маршрутами отважных и смелых, потом дерзко проникла в Лизу и та, вздохнув, задрожала, заметалась у меня под рукой юркой ящеркой, совсем запуталась в остатках маминого халата, который в конце концов полетел чуть не на люстру, а свою одежду я сорвал рывком, как скафандр. Лиза опрокинула меня на себя - нам незачем было заниматься любовной игрой, не до игры нам было - и я увяз в Лизе, как муха в варенье, увязал, тонул, брал, гудел, как колокол во дни торжеств, потом взревел, как ракета, и то ли взрывной волной, то ли на реактивной тяге меня выбросило на сушу, и я очнулся от Лизы, но не освободился.

Потом все повторилось.

Потом мы пили вино и баловались.

Это мы опускаем, дабы не вводить читателя в искушение. Мы п р о с т о баловались; невесомые наши тела висели под потолком, помятые и неуклюжие, как повседневные робы, а души беззаботно озорничали и нежничали. Мы были счастливы, что нашли друг друга, счастливы и благодарны друг другу за праздничную легкость общения, за нежное сияние и дрожь воздуха, за блаженство освобождения от собственной оболочки - мы узнали друг друга еще в кафе, мы сразу отличили друг друга по легкости, искренности, ненасытности, по жадности к жизни, умению высечь из банальной случайной встречи праздничный фейерверк, залп из всех орудий - словно два корабля, встретившиеся в открытом море - и мы любили друг друга; в нежности и озорстве вызрели страсть, азарт, бесплотные наши тела налились земными соками и плюхнулись вниз на продавленный многострадальный диван.

И от нее совсем не пахло любовной женской истомой - только вином; только вином, разгоряченным молодым телом и совсем, совсем немного - маминым дезодорантом, который, по-моему, стоял в ванной.

4

На слабом огне мясо не столько пригорело, сколько ссохлось, и мы ожесточенно рвали его на части. Потом все померкло, погрустнело и обернулось суматошными сборами: четыре часа промелькнули, наше время вышло.

- Я ничего не забыла? - спросила Лиза, впопыхах оглядывая комнату. Может, оставить что-нибудь, чтобы вернуться? Я готов был порекомендовать ей бросить копейку, а лучше рубль, но сказалось иначе:

- Ты оставила здесь частицу себя, а значит - вернешься. Мы поцеловались, как в последний раз, словно там, за порогом квартиры, поцелуи будут уже не те.

- Оставайся, - сказал я. - Не валяй дурака, Лизка, к черту сестру, слышишь?

- Да ты что, она же позвонит маме! - испугано закричала Лиза. Поехали, она такой гвалт поднимет - вся Москва на уши встанет!

Мы выскочили, сели в такси и помчались на Белорусский вокзал, глядя, как обалделые, на оживленные вечерние тротуары.

- Что это за улица? - спросила Лиза, когда мы ехали по улице Горького.

Я сказал.

- Ну, вот... - протянула она разочарованно. - Посмотрела Москву.

- В кино посмотришь.

- Давай попробуем так... - Она задумалась, голубые глазки стали далекими и сосредоточенными. - Скажем, что ты мой одноклассник, твоя фамилия Володя Смирнов, ты в Москве с родителями, живете у родственников...