Эссе, очерки, статьи   ::   Толстая Татьяна

Когда в городе Саратоге выпадает снег, и я приезжаю на работу, я с привычным раздражением думаю: сколько сегодня человек, – семь или двенадцать – заботливо спросят меня: «Вот теперь, Татьяна, ты чувствуешь себя как дома, да?»

– А как Вы себя чувствуете дома? Какой у Вас образ жизни?

– Хаотический. У меня и дома хаос – немудрено, я же по полгода, по году отсутствую, потом, приехав, все начинаю перекладывать с места на место, не успеваю и бросаю на полдороге; и в компьютере хаос. Материальные предметы меня не любят: только все расставишь по местам, смотришь – одежда выходит из шкафа и ложится на спинку стула, книги сами сходят с полок и залезают под кровать, на обеденный стол… В компьютере текст вот сейчас был здесь – ан нету. Ушел в другое место. Зато в голове хаоса нет, и в текстах нет.

– Кстати, о текстах. Вы давным-давно ничего не публикуете, кроме рецензий в «Нью-Йорк ревью оф букс». Вас не беспокоит мысль, что Вас забудут в России?

– Ну, писать наскоро ради того, чтобы напоминать о себе: ку-ку, я тут… Нет. Я медленно пишу, рада бы побыстрее, но не умею. И преподавание отнимает время: три дня в неделю преподаю, четыре – читаю рассказы студентов, чтобы потом обсуждать с ними.

– А было время, когда обсуждали Ваши рассказы. Писали о них диссертации в разных странах.

– А они и сейчас пишутся. Мои рассказы входят в программы десятков колледжей, конференции «по мне» устраиваются, книги пишутся. Все метафоры, метонимии подсчитали, в графы занесли, распечатали, мне дико на это смотреть: я же, подобно мольеровскому герою, не знаю, что пишу метафорами… Присылают вопросники: «скажите, каким приемом вы пользуетесь, чтобы ввести в текст чувство юмора?»… Приписывают мне влияние авторов, которых я не читала, а когда я возражаю: «раз не читала, мол, то откуда же, бога ради, влияние-то?» – мне снисходительно говорят: «а это и не нужно, наука доказала, что не нужно… Вообще автора не существует, вот и Деррида пишет… „– „Но раз автора не существует, то может, и Деррида не существует?“ – „Ан нет, Деррида-то существует, а больше никто…“ Слависты, естественно, не любят, когда автор придет на конференцию «по себе“, сядет и смотрит, как василиск, а потом еще замечания делает.

– А как Вы относитесь к знаковым фигурам новой литературы – к Сорокину, например, или к Галковскому?

– Оба они, на мой взгляд – неслыханно талантливые люди, с креном в гениальность. Беда только в том, что сорокинские вещи я никогда не могу дочитать до конца: скучновато. Замечательно сделано, спасибо, но мне пора. У Галковского другое: упоительная стилистика, и читать не скучно, но морально он совершеннейший таракан.

– В каком смысле?

– Быстрый, мелкий, суетливый, неприятный, умный и бессовестный. И он сразу всюду. Его необъятный «Бесконечный тупик» – какое-то барочное палаццо из мусора. Впрочем, за эстетические достижения я бы ему дала «Букера», если бы меня спросили. Отчего это, кстати, меня никто не спросит? Не все же награждать «Букером» за доброе и вечное [1] .

– Стало быть, Вы отстаиваете категорию морали в литературе?

– Не я отстаиваю, категории существуют помимо наших желаний. На этой категории можно ничего не строить: Сорокин вот не строит, так и спроса с него нет. А Галковский весь свой текст строит на том, что все-все, кроме него – гады, а он – майский ландыш. Эстетически это красиво, морально – тошнотворно. А у писателей-«моралистов» другая беда: сеют доброе, а растет такой сахар сиропыч, что ноги вязнут, как в клею.

– Так в чем же выход?

– Наверно, в «золотой середине»! Только ее еще найти нужно…



90-60-90



А МНЕ, ОНЕГИН, ПЫШНОСТЬ ЭТА…



Мы хотим похудеть. А зачем нам, собственно, худеть? Ведь во многих культурах худоба не ценится, воспринимается как признак болезни.