Это подиум, детка! Сага о московских куколках   ::   Царева Маша

У Алены перехватило дыхание – только в тот момент она сопоставила содержание шоу (боди-арт) с костюмом красотки (слишком обтягивающим, стопроцентно повторяющим все линии тела) и поняла, что на самом деле никакой это не костюм, а…

– Он нарисованный, – восхищенно прошептала Алена и потянулась рукой к комбинезону, но рыжая предостерегающе подняла ладонь.

– Нечего потными ладошками меня трогать, краска потечет.

Алена огляделась по сторонам – ей казалось невероятным, что все девушки, находившиеся в гримерной, только притворяются одетыми – на самом деле их обнаженные тела покрыты тонким слоем специальной краски. На одной модели, совсем молоденькой блондинке вида вполне целомудренного, был нарисован строгий костюм в полоску. Если бы ей и в самом деле вздумалось в таком виде пойти в какой-нибудь офисный центр, ее вряд ли бы разоблачили – разве кто-нибудь заметил бы, что из-под обтягивающего пиджачка слишком остро торчат соски. На другой был цветастый купальник. На третьей – полосатый костюм морячка с кокетливым галстуком.

– Ну ничего себе! – вырвалось у Алены.

Как и предсказывала «Лара Крофт», художники Алениному появлению не обрадовались. Их было двое – колышущаяся при каждом шаге груда жира в мотоциклетном кожаном костюме и субтильный стареющий хмырь с затянутыми в хвост жидкими волосенками. И у обоих была грязь под ногтями – наверное, забилась краска, но Алену все равно передернуло. Некоторые вещи она простить мужчинам не могла, и чистота рук занимала в этом рейтинге не последнее место.

– Я Алена Соболева, – тем не менее представилась она.

Художники переглянулись. Груда жира извлекла из заднего кармана мятый лист, хмуро сдвинув брови, сверилась со списком, а потом исподлобья посмотрела на Алену:

– Соболева?

Она обреченно кивнула – ничего хорошего тяжелый взгляд не сулил.

– Вы понимаете, что на Западе за такие фокусы манекенщица платит неустойку? – холодно осведомился тощий.

Алена на всякий случай кивнула. Она старалась казаться спокойной и раскаивающейся, хотя при слове «неустойка» у нее похолодели кончики пальцев – в деньгах она нуждалась до такой степени, что даже научилась отточенным незаметным движением почти бесшумно раздвигать руками турникеты в метро.

– Ну и что с тобой делать? – рассердилась груда жира. – Показ через сорок минут! Ладно, дуй вон к тому зеркалу, раздевайся, что-нибудь придумаю!

Руки толстяка были холодными и шершавыми, кожа загрубела от краски. К тому же он оказался заядлым курильщиком – прицельно выплевывал в железное мусорное ведро истлевшую сигарету и тут же прикуривал следующую. За полчаса пассивного курения Алене стало дурно. В гримерной было довольно прохладно, на ее голом теле неприятно забугрились мурашки, а в ноздрях щекотно свербило. Она прикрывала глаза, вежливо улыбалась, стараясь абстрагироваться от того, что происходит.

И наконец услышала долгожданное:

– Ну вот и все, сойдет. Пойдешь самая первая, селедка.

Алена даже не успела обидеться на «селедку» – с любопытством обернувшись к зеркалу, она остолбенела. Почему-то ей казалось, что на ней будет нарисовано примерно то же самое, что и на остальных – цветастое платье, вызывающий комбинезон или на худой конец водолазный костюм (почему-то это считалось фишкой показа, на его «обладательницу» надели настоящий акваланг и ласты, и выйти она должна была самой последней, под одобрительный смех публики). Но никак не это. В первый момент она даже не поняла, что изменилось, – только мимоходом удивилась, что она, кажется, немного полнее, чем испуганно таращившееся из зеркала отражение.