Юность   ::   Почивалин Николай Михайлович

Капитан по очереди здоровается со всеми, улыбается, Его некрасивое обветренное лицо дышит радостью,

- Соскучился!

Гулевой открывает банку консервов.

- Не хочу, - отговаривается Левашов. - У гвардейцев обедал.

- Ну, тогда пошли, - встает Пресс. - Спасибо, мать!

- За что спасибо-то? Руки свои. Вам за ласку спасибо. С ужином не запоздайте.

Одеваемся и тут только замечаем на ремне у Левашова потертую кожаную кобуру. Оружия нам еще не выдавали. Гуарий, заблестев глазами, первый спрашивает:

- Откуда?

- Гвардейцы подарили.

- Интересно, - вмешивается Пресс. - За что?

- Да так, ни за что. Командир полка подарил,

- Щедрый командир!

- Покажи, - просит Гуарий.

Левашов расстегивает кобуру, подает ему тускло отливающий наган.

- Я думал - пистолет...

- Эх, молодежь! Наган лучше пистолета.

- Хорошая штука, - завистливо говорит Метников.

Пресс усмехается.

- Захотелось? Надоест еще, Метников, Война - долгая.

4

В этот раз с газетой заканчиваем быстро: выручают материалы Левашова. Они тем более кстати, что Кудрин задержался и приехал только вечером. Статья его пойдет в следующий номер, и, хотя задержка произошла не по его вине - застряла машина, - майор в наказание самому себе остается работать. У него хорошая черта - к себе он относится требовательнее, чем к любому литературному сотруднику.

В двенадцатом часу ночи расходимся по квартирам.

Хозяйка и ее невестка, молодая женщина, кормят нас ужином, стелют огромную постель. На полу - ворох желтой соломы, сверху ее покрывают брезентом, одеялами.

Прессу хотят уступить кровать, но он решительно отказывается.

- Не выдумывайте!

Сашка спит. Прикрыв дверь, мы сидим в кухне, вместе с хозяйками пьем чай. Гранович поужинал и отправился поболтать с девушками - они устроились в доме напротив. Гулевой вместе с наборщиками и шоферами - на третьей квартире. У них будет ночевать и Кудрин.

Аня, так зовут мать Сашки, задумчиво смотрит на огонь лампы, неторопливо рассказывает:

- Недолго они тут похозяйничали, а на всю жизнь запомним!.. Без крайней нужды на улицу, бывало, и не выйдет никто. На работу, конечно, гоняли. Все больше дороги расчищать...

- Так уж вы и чистили, - усмехается свекровь.

Быстрая улыбка пробегает по лицу женщины. От неверного света лампешки оно кажется еще более усталым.

- Это верно, - оживляется Аня. - До вечера, бывало, задание никак не выходит. Полицаи орут!

- Из местных полицаи?

- И здешние были, - Убежали?

- Кто убежал, а кого шлепнули.

- Ну, интересно, кто они?

- Так, подонки, - брезгливо говорит Аня. - Разве кто из добрых людей пойдет?

- А Степан-то Николаич - пошел, - откликается свекровь.

- Какой же он добрый? Такая же гадина, - жестко говорит Аня.

- Кто это?

- Бургомистр наш, Никольский. Зубным врачом тут был.

- Коронки мне еще ставил, - вспоминает свекровь, - И что же, сам пошел?

Аня вскидывает голову.

- Наверно, сам... Ведь вот удивительно: сколько он тут работал - я уж и не помню. Девчонкой еще в сад к ним ходила. Обходительный такой, внимательный. Ну, и думала - человек как человек. А вот довелось, дрянь из него и полезла наружу!.. Смотришь, бывало, как он из комендатуры на пролетке катит - сердце зайдется! Ах, ты, думаешь, гадина, - сколько лет мы тебя за своего считали!

Аня на минуту замолкает.

- И подумать ничего нельзя было. Держал он, говорят, когда-то частную практику - так ведь когда это было! Оказывается, нет, - нутро черное, беленьким только прикидывался.

- Не поймали?

- Куда там! На полуторке укатил, набил полну машину. Говорят, сейчас опять где-то бургомистром.

- Далеко не убежит, такое добро они долго возить не будут, - позевывает Левашов. - Швали у них и своей достаточно.

- Конечно, не убежит, - соглашается Аня. - Мама, а знаешь, кто ко мне сегодня заходил?

- Кто?

- Нюрка Кирсанова.