К своей звезде   ::   Пинчук Аркадий Федорович

Летчики смеялись: Филимона только по радио и слышим. Принимая в эскадрилью сержанта Чижа, Качев внимательно перелистал его летную книжку, постучал по обложке пальцами и сказал:

– Примешь «десятку». Двое суток из кабины не вылезать.

Чиж приказ исполнял буквально. На Украине стояли теплые сентябрьские ночи, в кабине было уютно и надежно. Чиж наспех перекусывал, даже не обращая внимания, что техник его подкармливает добытым где-то доппайком, тщательно вытирал руки, прежде чем надеть кожаные перчатки, и продолжал «полеты». Сначала он сочинял задание, определял состав противника и, согласно этой легенде, начинал «действовать». Условно, естественно. Подготовка к запуску, запуск, выруливание на старт, взлет, набор высоты и далее – бой.

Женя Гулак – техник его самолета – лежал под крылом с раскрытой книгой. Когда Чиж узнал, что вместо инструкции к ЯК-3 Гулак читает «Графа Монте-Кристо», хотел тут же у самолета побить этого ангела-хранителя. Удержало уважение к возрасту – Гулак был старше Чижа на целых пять лет, да и на фронте с первого дня войны.

Когда Чиж остыл, техник снисходительно улыбнулся:

– Фамилия мне твоя по душе, – сказал он. – Характер у тебя летный, пашешь глубоко. А за меня будь спок, я этот самолетик еще на конвейере прощупал…

Позже Чиж узнал, что Гулак в числе других техников ездил на завод получать новые самолеты, помогал в их сборке и даже встречался с самим Яковлевым. Да и в деле он доказал, что за его знания переживать не следует.

Когда истекли вторые сутки освоения новой техники, Чижа разбудил в кабине Филимон Качев. Капитан был строг и молчалив. Только спросил:

– Готов?

– Так точно, – ответил Чиж.

Качев ушел. А спустя полчаса Чиж получил приказ на вылет. Ведущим шел сам комэска.

Уже на разбеге Чиж почувствовал легкость и мощь нового самолета. В воздухе он оценил его маневренность и скорость. Особенно когда завязался бой с «фоккерами».

Задача ведомого – прикрывать тылы ведущего. Да и свой хвост подставлять не следует. И Чиж то и дело просматривал заднюю полусферу. В какое-то мгновение он прозевал начало маневра ведущего и, когда увидел его самолет, покрылся потом. В хвост Филимону пристраивался фриц.

Дав мотору полный газ, Чиж бросил ЯК на крыло и зримо почувствовал, как выигрывает время и расстояние у фашиста. «Фоккер» сам залез Чижу под пушки, и тот по-деловому коротко нажал гашетку. Удар, видимо, пришелся по бензобакам. «Фокке-Вульф-190», окутавшись пламенем и дымом, сразу развалился на куски.

– Молодец! – только и сказал комэска.

Видимо, взорвавшийся «фоккер» пошатнул психику его партнеров по звену. Они дружно отвалили в сторону и, попросту говоря, дали деру.

На обеде Филимон разговорился.

– Я вылетел посмотреть его пилотаж, а он начал «фоккеры» сшибать, – сказал он на полном серьезе. – Теперь придется наградной писать.

Филимон Качев погиб непростительно глупо. За полчаса до его возвращения из боя какой-то одинокий бомбардировщик сбросил на аэродром две бомбы. Одна из них взорвалась на летном поле, другая в лесу, не причинив никакого вреда. Но воронку при посадке «нашел» самолет Филимона. Истребитель скопотировал, а летчик, ударившись головой о прицел, погиб. Его похоронили недалеко от Кенигсберга у шоссейной дороги, ведущей на Тильзит. Только на похоронах и узнали летчики, сколько орденов получил за свою короткую жизнь их боевой комэска. Еще узнали, что Филимон Качев – воспитанник колонии имени Ф. Э. Дзержинского, что у него не осталось на этом свете ни одного родного человека, что даже Роза Халитова из метеослужбы, которая была влюблена в него и с которой он встречался иногда в нелетную погоду, месяц назад убыла в другую часть, не сообщив никому своего адреса.