К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе   ::   Шапошников Вячеслав Иванович

Лесистые горы, подступающие к Баталпашинску с юга, млели под лучами яркого, но не жаркого солнца. Поблескивающие, лениво извивающиеся в теплом воздухе паутины текли куда-то на закат — за обмелевшую по-осеннему и по-осеннему сверкающую Кубань, за обрывистые известковые кручи ее левого берега, возвышающиеся невдалеке, над окраинными садами и крышами, будто какие-нибудь белокаменные исполинские степы, за которыми, чудилось, скрывался от его глаз еще более необычный, неведомый ему мир.

Той осенью, оставшись в родительском доме без обоих братьев, он так по-новому ощущал самого себя да и на все вокруг смотрел словно бы иными глазами…

У коновязи под окнами войскового управления не видно было ни одного коня, из чего Михаил заключил, что атамана не было на месте, а стало быть, и торопиться с визитом к нему не стоило. Он решил потолкаться в базарной толчее: авось встретится кто-нибудь из одностаничников, приехавших на базар, хотя и не надеялся на это. Время было — не для поездок на базары, да еще за такие большие версты. В разгаре был сенокос. Об эту пору обычно начинается и прополка кукурузы, да и жатва вот-вот должна была начаться, а там и до взмета паров рукой подать…

Михаил вспомнил, что об эту пору, то есть в конце июня — начале июля, в Баталпашинске, как и по всей казачьей Кубани, начинается наем работников, по-здешнему называемый н а й м к о и.

Проезжая утром через базарную площадь, он видел множество оборванных запыленных людей, лежавших и сидевших просто на траве, под плетнями, на длинных крыльцах лавок и лабазов, которые были еще заперты, на тесовых прилавках базара. Одни из этих людей ковырялись, починяя разбитую в долгой дороге обувь, другие нашивали заплаты на ветхую одежонку, больше же было просто спящих. Спали в самых разнообразных позах: тот — вверх лицом, раскинув ноги и руки, тот — свернувшись калачиком, другой — уткнувшись лицом в подложенную под голову сермягу…

Народу этого год от году все больше. Деревенские пролетарии, безземельное крестьянство: астраханские, царицынские, воронежские мужики и бабы… Немало приходит на Кубань таких работников и из Малороссии.

Теперь эти люди, измученные жарой и ожиданием, бесцельно слонялись по базару. Их нетрудно было узнать среди прочего толпящегося базарного люда. Они не подходили ни к какому товару, ни к чему не приценялись, просто бродили взад-вперед, бедно одетые, какие-то серые, угрюмо-молчаливые, просто толклись в базарной толчее, без всякой цели. В глазах у всех у них было одно: когда же начнется совсем другая торговля, в которой они сами будут товаром, когда же появятся их покупщики, покупщики совсем иного рода…

Наемки еще по было. По заведенному обыкновению начиналась она после обеда, после того, как схлынет базарная суета. К этой поре, истомленные ожиданием, рабочие становятся уступчивей.

Из Сторожевой на базаре и впрямь никого не оказалось. Потолкавшись в толпе, Михаил отправился в войсковое управление. Сквозь базарный гомон услышал вдруг: за городской окраиной, в луговой стороне, занимался другой шум… Слышны были громкие воинские команды, доносило оттуда рассыпающийся, дробящийся топот коней, слаженный, ухающий топот марширующих солдат…



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На базарную площадь из войскового управления Михаил вышел, когда было уже далеко за полдень.