Каблуков   ::   Найман Анатолий

Сколько же мне каяться? Ты плачешь, мне тошно. Тошней некуда. Зачем все это?" Она произнесла неторопливо: "Возможность плакать вы у меня не отнимете. Хоть это не в вашей власти".

Он опять вытер ей слезы, салфеткой, поднес к носу, заставил высморкаться. Лицом показал, что, видишь, высморкалась, а это ведь смешно само по себе. "Все неправильно. Нельзя быть удрученными беспросветно. Женщина, вы что, не знаете: мужчины могут оступаться. Они слабцы. Что на вид гладиаторы, то тем их жальче. Как подраненных львов. Их надо прощать. Немного презирая". Помолчал и прибавил, голосом уже сухим и бесцветным: "Надо давать им шанс. Ладно, взорву я все это. Обещаю. Никакой "безграничной свободы", никаких "этранжеров". Только потому, что обещаю, взорву".

Она сказала: "Я вас понимаю. Я не против. Я не "за", но и не "против". Не потому, что раз они так, то мы вот этак. С вилами на несправедливость. А потому, что мы - мы. Каблуков. Ксения. Как в "Укрывающем небе": сесть на пароход и уплыть в Африку. В Овраг. В Сахару. Туда, где обыденность еще в цене. Простой глоток воды стоит тифа. Нельзя же, чтобы не заболеть, принимать заранее таблетку. Если заболел, другую. Нельзя же требовать от жизни всегда выздоравливать. Мы выздоравливаем - и от этого погибаем. Не от ислама, не от бомбы, не от озоновой дыры. Мы погибаем оттого, что не рискуем ради жизни. Хотим жить, не живя. А? Я не права? Экзистенциализм - милый, талантливый, честный. Но лучше обходить стороной те места, где можно столкнуться с Сартром. Лучше сесть на пароход и уплыть туда, где его нет. Грубо, по-американски. Не рассуждая. Живя. Перебив пробирки. Разгерметизировав батискаф. Я не против". "Я, если правду, давно за", сказал Каблуков.

XXX

Бутылки с зажигательной смесью. Ахтунг, панцирс. Это немцы: боятся наших танков. Наоборот, ихний "Тигр", и на него замахивается бутылкой наш боец. Война, раннее, раннее детство. "Коктейль Молотова" уже потом, это они на Западе так прозвали. Убогая шутейность благополучных. Острутой для нас перестало быть в 1956-м, в Венгрии: против наших танков.

Пластиковая бомба. Что это в конце концов за чудо такое - пластиковая бомба? Ну ее к черту! Тротиловая шашка - туда-сюда, граната - неплохо. Надо было попросить того майора, когда хоронили мать. Принес бы как сувенир: на память о дружбе-вражде, в духе крутых офицеров гомосексуальной складки. Да солдат бы любой долларов за сто вежливо отцепил от пояса: нате развлекайтесь. Лимонку. Только ведь не шахиды же мы. Мы те самые, которые были в раннем детстве, и в Электротехническом институте, и так далее. И ни раннее, ни электротехнический, ни так далее никуда ни на миг не девались. Так что дайте нам остаться равными себе. Частными людьми, опирающимися на то, что знаем. На взрыв жестянки в кабинете химии: водород над дыркой, кислород под - грохот, и валяйся, искореженная, сплющенная. На старую добрую зажигательную смесь.

Бутылка бензина, в горлышке тугой комок ткани - фитиль. Бутылка из-под, пускай, "Джонни Уокер", Джонни-гуляки, а еще лучше Знаменитой-перепелки, "Зе Феймоз Грауз", за горлышко держать удобнее. Бензин засосем из бака собственного "Жигулька". Или у меня уже "Нива"? Да-да, двести тринадцатая модель, товарное название "Тайга". Ткань возьмем хлопчатобумажную, пустим на нее старую пижаму, все равно на локтях проносилась. Главное: поджег - и сразу бросай. Можно еще серную кислоту и хлористый калий - безопаснее. Но иди смешивай его с сахаром, пропитывай тряпку, высушивай, приклеивай к бутылке, вливай концентрированную аш-два-эс-о-четыре в бензин, дрожи, чтобы не разбилась раньше времени.

Он выбрал подземный переход на Садово-Кудринской. Длинный, как коридор в тайные подвалы КГБ, если не Аида. В четыре утра поехал туда: за двадцать минут прошло три человека.