Какая-то ерунда (сборник рассказов)   ::   Хургин Александр

А недвано шел Филя после воскресного гуляния своего домой, смотрит машина Серого стоит, обрадовался, думал, покатает его Серый, подошел ближе, видит, двери у машины открыты, с одной стороны мужик стоит и с другой, женщину держат за ноги и за руки, а в нутри Серый. Рот ей заткнул и делает, что немцы когда-то его маме делали. Филя испугался, затрясся весь и как закричит! И плакать стал. Эти двое его заметили, подхватили под руки и с разгону - головой в столб. А столб бетонный. Филя сполз по столбу на землю и все.

А Серый вылез из машины и говорит:

- Зря вы его. Дурак он с детства. Теперь и эту придется.

И они женщину тоже сильно о столб ударили. После погрузили обоих в машину и на свалку вывезли, а там в трубу какую-то засунули. И никто бы ничего не узнал, если б эта женщина живой не оказалась чудом. Очнулась она в трубе, выползла на дорогу - ее кто-то подобрал. А потом она уже рассказала все, как было - как к ней в ресторане подошли двое, когда она своего Гену ждала, а он опаздывал, подошли и говорят:

- Плати.

Она не поняла, в чем дело и спрашивает:

- За что платить?

Тогда эти двое по лицу ее ударили и по печени, вытащили на улицу и поволокли к машине, где их Серый ждал. Она милиционера увидала, кричать начала, но милиционер мимо прошел, наверно, не заметил. А дальше, отвезли ее на окраину, ну а там еще и Филя подвернулся.

Серого потом, конечно, нашли. И тех двоих, кто с ним был, тоже нашли.

На суде судья спрашивал их, как они могли такое совершить, а они говорят:

- Мы ж, - говорят, - не знали, что она не проститутка.

Сидит сама в кабаке, мы ей говорим - плати, а она не платит. Если б знали, что она просто баба, мы б ее не тронули.

- А человека убили, - судья спрашивает, - зачем?

- Филю, что ли? - говорит Серый.

- Филю.

- Филю мы вообще совершенно случайно убили. При чем тут Филя? Филя тут ни при чем. 1989

СТАРИЧОК

Вышел на улицу старичок. Наверно, в магазин или еще куда, по своим надобностям. А на улице вечер почти и скользко. Но он все равно вышел. Дома хоть и телевизор, и газету сегодня приносили, а все ж... На улице люди ходят, окна светятся изнутри красиво, шум разный, жизнь всякая. Только вот скользко и вечер почти. Он, старичок то есть, может, и раньше бы вышел, да к нему гость приходил от завкома. Год как вчистую на пенсии, а его помнят. Недаром, выходит, до семидесяти лет без малого горбатился. Теперь уже год отдыхает по старости, а этот, от завкома, пришел.

- Как, - говорит, - жизнь, Семеныч?

А старичок говорит радостный:

- А что жизнь? Жизнь - она и есть. Да. Только Степаныч я.

- Я и говорю Степаныч, - говорит этот от завкома. - Ты, Семеныч, глохнуть, что ли стал? А я тебе, значит это, удостоверение принес. "Ветеран комтруда" называется. На вот торжественно, распишись. И ценный подарок, значит это. Тоже распишись, тут вот, где пять рублей. Бери и держи хвост котлетой, бабке - привет от завкома.

- Нету бабки. Пять лет уже как.

- А, ну, значит это.

Гость сложил ведомости в красную папку и ушел. А старичок весь день дома просидел с удовольствием - удостоверение читал, подарок рассматривал. Хороший подарок. Пушка вроде бы на вид, блестящая такая, гладкая, а потянешь за дуло - и вылезает из него штопор. Красиво. Не зря, значит, горбатился до семидесяти лет без малого. Помнят там, в завкоме. Надюха, жалко, не дожила. Так бы оно еще веселей сейчас было. А так, конечно, не то.

Короче, сложил старичок подарок с удостоверением в шифоньер, подогрел себе на первое супу из пакета, на второе пельменей рыбных сварил, поел, помыл тарелку, выкурил сигаретину "Прима", дым в форточку пуская, надел костюм, тот, что с Надюхой в военном магазине покупали то ли на серебряную свадьбу, то ли на шестьдесят лет, в общем, когда в ресторан ходили. Балюк тогда еще салат испортил, водку в него уронил вместе с рюмкой. Так и выкинули салат.