Калигула или После нас хоть потоп   ::   Томан Йозеф

Это мой прадед. Он был сотворен из камня, а не из плоти.

Арривий вспомнил: после сражения при Тапсе, в котором Юлий Цезарь разгромил Катона и республиканцев, Катон пронзил себя мечом, чтобы не жить дольше, чем республика, которой он был предан всем своим существом.

Арривий отважился:

– Твой род, мой Луций, был гордостью республики.

О боги, какое пламя вспыхнуло в глазах молодого человека!

– Твой дед еще видел славу республики, твой отец…

– Ну, договаривай, мой дорогой хозяин, – улыбнулся Луций. – Ведь мы здесь одни.

"Ах так, вот ты и попался, – подумал дуумвир, – за отцом идешь; ты республиканец в душе, хотя и солдат императора".

Луций зорко следил за лицом Арривия. Нет, нет, это не наш человек, это преданный слуга императора.

– И я, господин мой, и я, – шептал Арривий, – я тоже держусь тех же мыслей…

"Ах, забавник, ты хочешь обмануть меня, – подумал Луций. – Но я вижу тебя насквозь и так просто не попадусь". И в Луций заговорил дипломат.

– Да почиет благословение богов на нашем императоре. Тиберий – просвещенный правитель. Он укрепил империю. Дал ей железный закон. Мир, водворенный Августом, упрочается. Лучше воевать головой, чем проливать кровь сынов Рима.

Арривий пришел в ужас. Какой поворот! Под таким напором не устоять человеку, привыкшему мыслить лишь в скромных масштабах провинции. Арривий покорился. Он шумно перевел дыхание и, хочешь не хочешь, раскрыл противнику карты:

– Воистину так, господин мой. Благодарение бессмертным богам! Любое изменение принесло бы вред…

Луций поднялся. Ему незачем терять времени с этим императорским слугой.

Искренняя благодарность за угощение, оно было великолепно, благодарность за еще более великолепное общество, но он утомлен, долгий путь, радушный хозяин поймет и простит…



Глава 2



Фарс – наша жизнь, но иногда

И ваша тоже, господа.

Пусть тот, кто жил среди обид,

Снося насилье и угрозы,

И счастлив был, смеясь сквозь слезы,

Пусть тот молчит.

А нам, чьи помыслы чисты

И души веселы, хоть животы пусты,

Нам нечего таить, и в этом наша сила:

Ведь мы живем затем, чтоб вам не тошно было.

Всех веселить, всех развлекать – без исключенья –

Таков, друзья, удел шутов, их назначенье…

А что до ворчунов, свой век влачащих тяжко,

То, коль им смех не в смех,

Пусть хватит их кондрашка! [2]

Голос Фабия Скавра, который на сиракузской набережной был мягок и вкрадчив, теперь на корабле показался Луцию резким, грубым, злым. Фабий в пурпурной тунике, перехваченной широким поясом, перечислял достоинства актеров своей труппы так, что все девять муз покраснели бы от зависти.

Потом представил их публике, кружком расположившейся на палубе.

Ну а теперь, без лишних слов,

Своих товарищей представить я готов.

Вот – плут Лукрин. Его цветущий вид

Вам ясно говорит, что прямо с потрохами

Он может съесть и нас, и судно вместе с нами.

А это – скряга Грав, готовый удавиться

За каждый асс… А эта молодица –

Волюмния. Хозяйка наша. Всех

Прошу похлопать ей за будущий успех:

Поскольку, вам скажу, ее подвластны воле

И роли юных дев, и старых сводниц роли…

Меня же – Фабием зовут.

Я в труппе этой – старшим.

Хоть пустомеля я и враль, я весь к услугам вашим.

Зрители расхохотались. "Пустозвон", – подумал Луций, наблюдая за Фабием. А в это время толстуха Волюмния, втиснутая в желтую тунику, жеманно раскланивалась на все стороны.

Как видите, немало нас прошло здесь перед вами.

Фарс – наша жизнь: об этом вы, надеюсь я, едва ли

Забыли, но не лишне мне все это повторить,

Чтоб после представления

Вам было легче нас благодарить…

Аплодисменты раздались тотчас же.