Калоши   ::   Шолохов Михаил

Рыжий подмигивает хохлу:

- Что и толковать... На свете дураки - одни быки да казаки. Бык работает на казака, а казак на быка, так всю жисть один на одном и ездят!..

Рыжий отвязывает быка и гогочет, а Семка в руке жмет деньги; рука в кармане, как белогрудый стрепет в осилке. Ноги послушно несут к лавкам, в голове, затуманенной хмелем, одна лишь мысль: "Надену и мимо Маришкиного двора; пущай смотрит, стерва... Не одному Гришке калоши иметь!.."

Купец мягко перегнулся через прилавок.

- Чего прикажете, молодой человек?

- А мне бы эти... как их... калоши!..

Семка старается обуздать свой голос, но звуки ползут из горла чудовищно громкие, несуразные. Семка чувствует, что на него смотрят и останавливаются идущие мимо люди.

- Вам какой номер прикажете?..- слышит он откуда-то издалека тусклый голос и напрягает легкие, чтобы его слышали.

- Мне без номера... Чистые калоши подавай!..

Маленькие заплывшие глазки купца словно масло Семке на сердце льют. Голос вежливый, ласковый, так никто никогда не говорил с ним, и от этого Семка растроган почти до слез.

- Друг!.. Уважь мне калоши, только без номера... Я заплачу... Лишь бы были чистые, без номеров...

Семка не видит ехидной улыбки, тлеющей в глааах купца.

- Вам сапожки бы надо, на голых ногах кто же калоши носит? Зайдите вот сюда - примерьте. Товарец - что-нибудь особенное!.. Раскошные сапоги!..

Как сквозь сон Семка чувствует чьи-то услужливые руки, помогающие ему надеть пахучие яловочные сапоги. Потом за брезентовой ширмочкой на голое тело ему со скрипом напяливают колючие суконные штаны и длиннополый пиджак. Лохмотья Семкины приказчик брезгливо заворачивает в газету и сует ему под мышку, а Семка качается, обнимает круглую спину приказчика и смеется счастливым, беспричинным смехом.

- Сюртучком будете довольны... Настоящее суконцо, довоенное...

Глаза ласкают Семку, и голос, каким за всю жизаь никто никогда не говорил с ним, без мыла ползет в душу.

- Разрешите и фуражечку примерить?

Семка плачет слезами счастья и подставляет голову.

- Братцы!.. Да я хоть в могилу!.. Деньги - прах их побери!.. Калоши мне дороже... Получай!..

Из Семкиного кулака на пол мягко шлепаются скомканные, влажные от пота кредитки.

Купец быстренько подбирает их, стучит в ящике медью и с шестидесяти рублей сует Семке в карман сдачу - зеленый полтинник и две сверкающие медные копейки. Изъеденный молью пышный картуз нахлобучивают Семке на голову, и глаза, до этого ласковые и приветливые, сверлят Семку острыми буравчиками. Голос грубо рявкает над самым ухом:

- Пошел к черту, сукин сын! Пьяная сопля! Живо!..

Кто-то поддает сзади коленом, и Семка с застывшей пьяной улыбкой летит из-за прилавка и мешковато падает в грязь. Трудно поднялся, рот раскрыл в похабном ругательстве, но вдруг прямо перед собой увидал Маринку, под праздничным платочком смеющиеся глаза и щеки, блестящие от огуречной помады.

Как в мутном тумане, бродил с нею по рынку, на последний полтинник купил угощенье - ослизлых конфет, где-то падал и больно ушибся, но помнил твердо, что все время на него лучился Маринкин восхищенный взгляд. Шел, спотыкаясь и широко разбрасывая ноги, в сумчатых галифе, разбрызгивая грязь блестящими калошами. Маринка шла немного сзади, просила шепотом:

- Сема, ну, не надо!.. Не шуми, люди на нас глядят!.. Сема, совестно ить...

Вечером возле "столовки" плясал Семка казачка и пил с чужими казаками самогон, а перед зарею, шатаясь, добрел до дома и резко постучал в окно.

Мать, кутаясь в лохмотья, отворила дверь и испуганно отшатнулась.

- Кто такой? Кого надо?

- Это я, маманя...

Чуя недоброе, унимая дрожь, молча пропустила Семку и зажгла огарок. На печке дружно сопели ребята, трещал и чадил огонь.

- Продал бычка? - спросила, и мелкой дробью лязгнули зубы.