Камень для Дэнни Фишера   ::   Роббинс Гарольд

 — Да, — прошептал я, — я позволю тебе помочь, если только тело мое станет цельным, так чтобы мои любимые не отворачивались от меня в ужасе.

— Это можно, — спокойно ответил голос.

Я уже как-то понял, что все будет сделано, и нет больше нужды просить. — Тогда помоги мне, пожалуйста, — умолял я, — и я буду доволен.

И тут меня внезапно окатило тепло любви. — Тогда покойся, Дэнни Фишер, — мягко проговорил голос. — Отдайся тихой, покойной тьме и ничего не бойся. Как будто бы ты засыпаешь.

Я доверительно потянулся во тьму. Она была дружественной, любящей тьмой, и в ней я обрел тепло и любовь всех, кого я знал. Было так, как будто бы я засыпаю.

Тьма окутывала меня нежными кружащимися облаками. Воспоминание о боли потускнело и удалилось, и вскоре исчезла и сама память. Теперь я понял, почему прежде я не знал покоя.

Теперь я доволен.

КАМЕНЬ ДЛЯ ДЭННИ ФИШЕРА

Та быстро кладешь камень на памятник и серьезно стоишь рядом с широко раскрытыми голубыми глазами. В тебе шевелится некоторое сомнение. Твой отец.

В памяти твоей нет ни формы его, ни выпуклого образа. Я для тебя ничто иное как слово, фотография на камине, звук на чьих-то губах. Ведь ты меня ни разу не видел, а я тебя видел только раз.

Как же тогда мне добраться до тебя, сын мой, как дать тебе услышать себя, если даже голос мой — это просто незнакомое эхо у тебя в ушах? Я плачу, сынок, оплакиваю ту жизнь, что я дал тебе, но прожить ее с тобой не смогу. Радости, горе, которые я не познал с тобой, как это познал со мною мой отец.

Хоть я тебе дал жизнь, ты мне дал еще больше. В тот краткий миг, когда мы были вместе, я многое познал. Я снова полюбил отца, стал понимать его чувства, его счастье, его недостатки. Все то, что я значил для него, в один краткий миг, ты стал значить для меня.

Я никогда не держал тебя на руках и не прижимал тебя к сердцу, и все же я все это чувствую. Когда ты ушибешься, я чувствую твою боль, когда ты печалишься, я разделяю твои слезы, а когда ты смеешься, меня обуревает радость. Все, что есть в тебе, когда-то было частью меня: твоя кровь, твои кости, плоть твоя.

Ты — часть мечты, которой был я, и которая все еще осталась. Ты — доказательство того, что я когда-то двигался и шагал по земле. Ты — мое наследие в мире, самое драгоценное из того, что я мог оставить. Все ценности — ничто по сравнению с тобой.

В твои времена будет много чудес. В самые дальние уголки мира можно будет съездить запросто, глубины океана, высочайшие горы, может быть даже звезды станут досягаемы. И все же все эти чудеса не могут сравниться с тем чудом, которым являешься ты.

Ведь ты — чудо продления моей плоти. Ты — звено, связующее меня с будущим, звено цепи, простирающейся с начала времен до времен без конца.

И все же, во всем этом есть нечто странное. Ибо ты, происходя из ревущих страстей моей крови и силы, и соединяя меня с будущим, ничего не знаешь обо мне.

Мы пробыли вместе только миг, миг твоего пробуждения, и поэтому ты меня не знаешь — Какой ты из себя, отец мой? — спрашиваешь ты в тиши своего сердечка. Закрой, сынок, глаза, и я попробую рассказать тебе все.

Отстрани яркий зеленый мир от своих глаз на мгновенье и постарайся выслушать меня.

Теперь ты спокоен. Глаза твои закрыты, лицо у тебя бледное, и ты внимательно слушаешь. Звук моего голоса звучит как голос незнакомца в твоих ушах, и все же в глубине души ты знаешь, кто я такой.

Черты моего лица никогда не будут отчетливыми в твоей памяти, и все же ты запомнишь их. Потому что когда-нибудь, в один прекрасный день ты заговоришь обо мне. И в голосе твоем будет горечь от того, что мы так и не знали друг друга. И в этой скорби будет и удовлетворение. Удовлетворение от сознания, что все, что ты есть, происходит от меня. То, что ты передашь своему сыну, начиналось с меня, и с того, что мой отец передал мне, а до него — его отец.