Кара   ::   Аллен Вуди

- Так в чем же дело? Что случилось? И лучше не становится, становится только хуже.

- Я не могу спать с тобой, - наконец призналась Конни однажды ночью. - Ты напоминаешь мне моего брата.

- Что?

- Ты напоминаешь мне Дэнни. Не спрашивай почему.

- Твоего брата? Ты шутишь, что ли?

- Нет.

- Но ему же двадцать три года, он блондин, он чистокровный американец, он служит в юридической конторе у вашего отца - чем я его напоминаю?

- У меня чувство, что я ложусь в постель с собственным братом. - Она заплакала.

- Хорошо, хорошо, не надо плакать. Что-нибудь придумаем. Я только приму аспирин и лягу. Как-то неважно себя чувствую.

Сжимая пульсирующие виски, я изображал полное недоумение, но, конечно, было ясно: Конни ощутила во мне что-то братское из-за наших близких отношений с Эмили. Судьба принялась за сведение счетов. Я был обречен на танталовы муки: стройное, загорелое тело Конни лежало в десяти сантиметрах, но стоило протянуть руку, как классическое идиотское "Эй" останавливало меня. В необъяснимом распределении ролей (что так типично для наших душевных драм) мне неожиданно досталась роль брата героини.

Следующие месяцы ознаменовались разнообразными фазами мучений. Сначала пытка воздержанием. Затем признание самим себе, что положение не улучшается. При том мои старания быть чутким и терпеливым. Я вспоминал, как однажды в колледже потерпел неудачу с хорошенькой однокурсницей исключительно потому, что какой-то поворот ее головы вдруг напомнил мне тетю Ривку. Та девушка была гораздо симпатичнее тетки из моего детства, похожей на белку, но мысль, что я буду заниматься любовью с маминой сестрой, бесповоротно погубила свидание. Я понимал, каково Конни, но сексуальная неудовлетворенность накапливалась во мне и искала выхода. Через какое-то время я уже не мог удержаться от язвительных замечаний, а чуть позже - от острого желания спалить дом дотла. И все-таки старался держать себя в руках, пытаясь выбраться из бури безрассудства и сохранить наши, в остальном хорошие, отношения с Конни. Мой совет сходить к психоаналитику наткнулся на глухую стену, ибо не было ничего более чуждого ее коннектикутскому воспитанию, чем выдумки венских евреев.

- Спи с другими. Что я могу еще предложить? - посоветовала она.

- Я не хочу спать с другими. Я люблю тебя.

- И я тебя люблю. Ты же знаешь. Но я не могу ложиться с тобой в постель.

Я в самом деле был не из тех, кто норовит переспать с каждой встречной, и, если не считать несостоявшегося приключения с Эмили, ни разу не изменял Конни. Конечно, меня посещали естественные фантазии о всяких случайных женщинах - о какой-нибудь актрисе, или стюардессе, или глазастой старшекласснице, - но никогда бы я не изменил любимой. И не потому, что не было случая. Попадались женщины весьма настойчивые, даже агрессивные - но я был предан Конни. Тем более в дни тяжких испытаний ее импотенцией. Разумеется, мне приходило в голову снова взяться за Эмили, с которой мы по-прежнему виделись то втроем с Конни, то наедине - невинные дружеские встречи, - но я понимал, что, разворошив угли, которые с таким трудом сумел погасить, сделаю несчастными всех.

При этом я не скажу, что Конни оставалась мне верна. Нет, как ни печально, по крайней мере несколько раз она попадалась в коварные вражеские силки и втайне от меня делила ложе с актерами. Да и с драматургами тоже.

- Ну что ты от меня хочешь услышать? - плакала она, когда однажды к трем часам ночи я заставил ее запутаться в противоречивых алиби. - Я делаю это, только чтобы убедиться, что я не какая-то извращенка. Что я в состоянии спать с мужчиной.

- С любым, кроме меня! - Я был взбешен такой несправедливостью.

- Да. Ты напоминаешь мне моего брата.

- Я не хочу больше слушать эту чушь.