Казнить нельзя помиловать   ::   Наседкин Николай

Особенным почетом у комсомольских вожаков и вождей пользовался превосходный фирсовский "самиздат", на-стоенный на лесных ягодах и травах, который так удавался Валиной матушке. А уж рыбалку гостям Валя Фирсова устраивал всегда на высшем уровне - с малолетства имел страсть к ужению рыбы и немало в том преуспел.

Но вот что удивительно: хотя в доме не переводились бражка и самогон, хотя отец позволял себе чуть ли не каждый Божий день расслабить организм после суетного дня стаканом, а то и двумя, хотя визитеры с центральной усадьбы, райцентра, из области наезжали почти каждую неделю, юный Валентин Васильевич Фирсов очень осторожно и умеренно относился к питию уже в то время. Каким-то внутренним чутьем, находясь всё время среди пьяных лиц и рож, вдыхая то и дело ароматы алкогольных испарений и с отвращением вталкивая в себя чарку-другую горького зелья, он чуял, что единственный способ как-то выделиться, обратить на себя внимание начальства - это всегда быть хотя бы чуть-чуть трезвее остальных.

Однажды в Нахаловку приехал сам первый секретарь райкома комсомола Анатолий Быков. С ним нагрянули корреспондент "Комсомольского вымпела" и колхозный вожак молодежи. Вожак шепнул Вале, что первый - страстный рыбак и надо-де устроить рыбалку с ночевкой.

- Это - наш вопрос! - с готовностью встрепенулся Валя.

В километре от деревне на берегу Синявки он давно уже оборудовал настоящий лагерь с добротным вигвамом, покрытым толем, рядом торчали стол и стулья из пней, сделал он и мостки для выуживания рыбы. А уж снастей каких только не имелось у Вали Фирсова!

Уже поздно вечером они кейфовали вокруг костерка. Все, кроме хозяина, запьянели от "фирсовки" и густой божественной ухи. Колхозный вожак молодежи уже вырубился и слегка похрапывал, очкарик корреспондент из "Вымпела", в узеньких модных брючках и кедах на босу ногу, клевал носом в колени. Быков тоже крепко выпил и, сбросив свою раннюю сановность, совсем несолидно то и дело вскакивал и бежал к садку взглянуть на увесистую щуку, выловленную им на вечерней зорьке.

- Слушай, Валентин, - вдруг встревоженно спросил он Фирсова, когда тот в очередной раз лишь пригубил, - чего это ты скромничаешь? Пей, я разрешаю!

- Да что-то не хочется, честное комсомольское, - начал оправдываться Валя. - Да и обещал вон ему, - кивнул Фирсов на журналиста, - заметку к утру написать. Как мы к Ленинскому зачету готовимся. Сейчас вот вас положу отдыхать и сяду сочинять.

- Ну-ну... - протянул первый, внимательно и как-то трезво взглянув на Валю Фирсова. Валя потом несколько дней тревожился: что означал сей пристальный взгляд? Не рассердился ли секретарь?

Оказывается - нет. Наоборот, он стал частенько наезжать в Нахаловку.

А вскоре, через годок, Валя Фирсов уже жил на квартире в райцентре, служил инструктором райкома комсомола и учился в вечерней школе. Притом, учился всерьез, кляня себя за былую лень, урывая время от сна, вгрызался, словно отбойный молоток, в гранит науки. Тогда у него уже отчеканились окончательно правила жизни, которые, он верил, помогут ему выбиться из грязи в князи. Правила эти в сжатом виде сводились к простейшей формуле: не пить, иметь вузовский диплом и быть всегда почтительным со старшими по службе.

Причем, самой гениальной частью триединства была, конечно же, первая. Во время повального и повсеместного пьянства Валя сумел увидеть и предугадать, что рано или поздно начнется широкая кампания борьбы с "зеленым змием" - этим эвфемизмом любил Валя обзывать пьянящие напитки в своих заметульках (он, с легкой руки очкарика-стиляги из "Комсомольского вымпела", начал пописывать в молодежку и в районную газету). Да и в те брежние застольные времена, как он прозорливо подметил, начальство как бы само ни упивалось, а в подчиненных больше любило почему-то трезвость.