Казус   ::   Столяров Кирилл

В тесном директорском кабинетике их уже ожидали Василиса Тихоновна и Броня. Прапорщика Жибоедова по понятным причи-нам звать поостереглись, а Бронин муж Давид Новак не так давно загремел на десять лет в исправительно-трудовую колонию строгого режима за разбой. Принарядившаяся Жибоедова расположилась на хозяйском месте, Парахнюк с Парамонычевым - по обе руки от нее, а Фрося с Броней - на самых неудобных местах, в конце однотумбового стола. Из-за тумбы им некуда было девать ноги, и они уселись бочком, лицом к Василисе Тихоновне. Мужчины с морозца споро разлили водку по стопочкам, наложили еду в тарелки и ожидали лишь сигнала, а Жибоедова от волнения растерялась и будто онемела.

- Василиса Тихоновна, вы инициатор нашей творческой встречи, вот и командуйте парадом, - подсказал Парахнюк, нетерпеливо потирая руки.

- Кушайте на здоровье, гости дорогие, - нараспев сказала раскрасневшаяся Жибоедова.

- Уж как я рада, что мы встретились. Так рада, что прямо слова все из головы вылетели. - За приятную встречу! - выручая ее, прогудел Парамонычев. Первый тост выпили под дунайскую селедочку с лучком зелененьким, другой под кету семужного посола, а третий под холодец с хреном. Мужчины ели. что называется, за обе щеки, а Парамоны-чев, вдобавок, с такой скоростью, что Фрося удивленно подумала: куда только все это влезает? Ведь Афоня не толстый и росту не сказать чтобы высокого, а аппетит у него, как у волка.

- Граждане, не пора ли нам поговорить о том, ради чего нас сюда позвали? басом пророкотал Парамонычев, накладывая полную тарелку отварного языка с горошком.

Жибоедова и Новак многозначительно переглянулись, а Фрося с нажимом посмотрела на мужа, словно подталкивая его к тому, чтобы воспользоваться удобной минуткой и напомнить Афоне об обещании посодействовать Василисе Тихоновне. Однако Парахнюк с наслаждением дегустировал сочный тамбовский окорок и не заметил ее взгляда.

- Ну-ка, Иннокентий, скажи нам, сколько ты написал произведений? поинтересовался Парамонычев.

- Сейчас я работаю над восемнадцатым романом, - ответил Парахнюк, не переставая жевать.

- Какой же вы плодовитый, Иннокентий Кузьмич! - с жаром воскликнула Броня. - Как я завидую вашей Фросеньке!

- Восемнадцать романов - это сила! - похвалил Парамоны-чев. - Такое сотворить может далеко не каждый. . . Иннокентий еще прославит наш район на всю страну, я в этом ничуть не сомневаюсь. Добавлю к сказанному, что Парахнюк - простой человек и хороший семьянин, то есть достойный пример для подражания другим писателям, потому как среди них, слышали, попадаются людишки мелкие и в быту грязненькие . . . Граждане, выпьем за нашего дорогого земляка, писателя Парахнюка! Твори, брат, на радость нам, твоим почитателям!

Потом выпили за Фросю как за верную подругу писателя, после того - за любителей книжек, а когда прикончили вторую поллитровку, Парамонычев достал портсигар, закурил и снова обратился к Парахнюку:

- А теперь, брат, доставь-ка нам удовольствие и почитай что-нибудь эдакое, занимательное.

- Очень просим, Иннокентий Кузьмич, - присоединилась к нему Жибоедова. Не откажите.

- Моя последняя работа, отрывок из которой я намерен огласить, посвящена иранским событиям. В романе, название которому я еще не придумал, показана смертельная схватка советского разведчика, из последних сил борющегося с кознями международного империализма. - Парахнюк вытащил из кармана рукопись, прочистил горло и начал:

"Над ночным Тегераном низко висела круглая луна. Подобно люминисцентной лампе она освещала улицы города с населением приблизительно четыре миллиона человек бледным, мертвенно-серебристым светом.