Так убивать нечестно!   ::   Хейер Джорджетт

– Это все Уолли виноват, тетя Эрми, – произнесла Мэри. – Ничего страшного, просто порой в него словно какой-то бес вселяется. Скоро он отойдет и извинится, вот увидите.

– А все из-за этого чертова Гарольда Уайта, – не унималась Эрминтруда. – Он дурно влияет на Уолли. Прежде за моим мужем такого не водилось.

– Я не думаю, что дело обстоит так уж плохо, – покачала головой Мэри. – Только бы он пил чуть поменьше.

– И все равно, я бы предпочла, чтобы Уайты отсюда уехали, – вздохнула Эрминтруда. – Их соседство отравляет мне все существование.

– Да уж, уайтовский дух здесь силен, – хмыкнула Вики, деланно содрогаясь.

Не желая вступать в пререкания с Вики, Мэри встала из-за стола, собрала письма и покинула столовую.

В число обязанностей, которые она сама на себя навесила, входило ежедневное посещение кухни для беседы с необыкновенно умелой поварихой, которая одновременно служила в Пейлингсе и домоправительницей. Однако на этот раз, прежде чем отправиться на кухню, Мэри вышла в сад, прихватив корзинку и ножницы – свежие цветы в доме не помешают, решила она.

Утро стояло – просто загляденье, свежее и солнечное. Хотя, как подметила Эрминтруда, Пейлингс и впрямь был особенно хорош весной, в пору цветения рододендронов и азалий, ничто – ни однообразные кустарники, заросли которых тянулись до самого ручья, ни домик Гарольда Уайта на противоположном берегу – не мешало Мэри наслаждаться погожим деньком. Эрминтруда держала целую армию садовников, поэтому помимо ухоженных лужаек, где непрошенному сорняку отсекали голову, едва незваный гость осмелился высунуться, и бесчисленных клумб, в поместье был разбит итальянский сад, розовый сад и даже японский сад камней, который украшал посередине живописный пруд с лилиями. Правда, особую гордость Эрминтруды составляло, как ни странно, пестрое разнотравье, вволю произраставшее по границам садов. Здесь, к ужасу садовников, все оставалось в первозданном виде.

Порой Мэри, правда, казалось, что Эрминтруде изменяет вкус, но она тут же спохватывалась и начинала укорять себя – ведь более доброй женщины, чем тетя Эрми, было днем с огнем не сыскать.

Бельмом на глазу был для нее только Дауэр-хаус, и то лишь из-за его нынешнего обитателя – Гарольда Уайта. Мистер Уайт, арендовавший у нее дом в течение последних лет, казался в глазах Эрминтруды настоящим исчадием ада. Он настолько отравлял ей жизнь, что бедная Эрминтруда из опасений увидеть крышу его дома даже отказалась от привычных прогулок по усаженной рододендронами извилистой аллее, тянувшейся до старенького мостика, переброшенного через ручей. Прежде Эрминтруда обожала этот маршрут, теперь же сама мысль о том, чтобы постоять на мостике, с которого как на ладони виднелся Дауэр-хаус, возвышавшийся на косогоре, приводила ее в содрогание. Сам мостик был выстроен в свое время прежним владельцем Пейлингса как раз для того, чтобы обитатели обоих домов могли свободно посещать друг друга. Эрминтруда не раз подумывала, что неплохо бы снести мост, и даже заводила этот разговор с Уолли, однако на Гарольда Уайта ее желания никакого воздействия не оказывали: наглец продолжал с завидным упорством пересекать мост и наведываться к Уолли, причем в любое время, когда ему только заблагорассудится.

По счастью, это случалось не каждый день. В отличие от Уолли, Уайт был вынужден добывать себе хлеб насущный собственным трудом, и служил управляющим на небольшой угольной шахте. Его дочь Джанет ухаживала за домом, а сын Алан, на несколько лет моложе Джанет, устроился помощником к адвокату в близлежащем городке Фриттоне.