Клод Гё (пер. А.Зельдович)   ::   Гюго Виктор

И тут же спросил:

– А разве заметно?

– Немножко, – ответил Файет.

Остальная часть дня прошла, как обычно. В семь часов вечера заключенных развели и заперли – каждую партию в полагавшуюся ей мастерскую; надзиратели ушли, как это обычно водилось, с тем чтобы снова вернуться после обхода смотрителя.

Таким образом Клод Гё был заперт в мастерской вместе со своими товарищами по работе.

Тогда в этой мастерской разыгралась необычайная сцена, не чуждая ни величия, ни ужаса, единственная в своем роде, такая, о которой не прочтешь ни в какой книге.

В мастерской, как позднее было установлено судебным следствием, находилось восемьдесят два вора, считая и Клода.

Когда надзиратели удалились, Клод взобрался на лавку и объявил всем присутствующим, что хочет им что-то сказать. Наступила тишина.

Клод, повысив голос, заговорил:

– Все вы знаете, что Альбен был мне братом. Мне не хватало здешней еды. Даже если бы я тратил все гроши, что я здесь зарабатываю, и то мне было бы мало. Альбен делил со мной свой паек. Я полюбил его сперва за то, что он меня кормил, потом за то, что он любил меня. Господин Н. нас разлучил. Ему совершенно не мешало, что мы были вместе. Но он злой человек, которому доставляет удовольствие мучить людей. Я его просил, чтобы он вернул Альбена. Вы сами видели, он не захотел. Я сказал, что буду ждать возвращения Альбена до четвертого ноября. Он посадил меня в карцер за эти слова. А я за это время его судил и приговорил к смертной казни. Сегодня у нас четвертое ноября. Через час он явится на обход. Предупреждаю вас, что я его убью. Что вы на это скажете?

Все молчали.

Клод опять заговорил. Говорил он, рассказывают, с чрезвычайным красноречием, кстати сказать, ему присущим. Он отлично сознает, заявил он, что совершит преступление, но не считает себя неправым. Взывая к совести восьмидесяти одного вора, его слушавших, он продолжал:

что он доведен до последней крайности;

что необходимость самому восстановить справедливость – это тупик, куда человек иногда попадает помимо своей воли;

что, конечно, он не может лишить смотрителя жизни, не заплатив за нее своей собственной; но он находит правильным отдать свою жизнь за справедливое дело;

что он много об этом, и только об одном этом, думал в продолжение целых двух месяцев;

что, как он сам уверен, им руководит не чувство злобы, но если бы это было так, то он умоляет, чтобы ему об этом сказали;

что о своих побуждениях он чистосердечно рассказал справедливым людям, слушающим его;

что он собирается убить господина Н., но если у кого-нибудь есть замечания на этот счет, он готов их выслушать.

Поднял голос только один человек, сказавший, что, прежде чем убить смотрителя, пусть Клод попытается в последний раз поговорить с ним и смягчить его.

– Правильно, – сказал Клод, – я это сделаю.

На больших часах пробило восемь ударов. Смотритель должен был прийти в девять часов.

Когда этот своеобразный кассационный суд как бы утвердил вынесенный приговор, Клод снова обрел свое душевное спокойствие. Он выложил на стол все, что у него было из белья и одежды, жалкое имущество арестанта, и, вызывая одного за другим тех, кого больше всего любил после Альбена, все им роздал. Себе он оставил только маленькие ножницы.

Затем он со всеми расцеловался; некоторые плакали, Клод улыбался им.

В этот последний час были минуты, когда он говорил так спокойно и даже весело, что многие из его товарищей, как они потом заявляли, надеялись, что он откажется от своего решения. Он даже шутки ради погасил, дунув носом, одну из немногих свечей, скудно освещавших мастерскую, ибо с детства усвоил дурные привычки, чаще, чем следует, нарушавшие его природную степенность.