Клуб маньяков   ::   Белов Руслан

Что вспороть, а что отрезать, где оставить сережку, где рассыпать крупу и так далее.

– За-чем крупу... – выдавил я из себя. Теща приказала мне выдавить это. Глазами. И я старательно выдавил.

– Это я в отместку тебе придумала. Чтобы, очувствовавшись, ты озадачился и перестал донимать нас своими претензиями.

– За-чем се-режка... – выполнил я очередной приказ тещи.

– Мы хотели узнать, как ты, обнаружив ее поутру, будешь себя вести. Побежишь в милицию или скандал нам устроишь... В общем, она была нашим пробным камнем. Кстати, хочешь увидеть нож, которым ты искромсал стариков?

Я механически кивнул, и Светлана Анатольевна достала из своей сумки нож. Он был в прозрачном полиэтиленовом пакете.

– Вынь его, – приказала она, протягивая его мне.

В конце моего черного тоннеля (или, скорее, задницы, в которой я очутился) показался свет. Я понял, что теща хочет, чтобы я оставил на ноже свои отпечатки пальцев.

Значит, она валяет со мной дурака.

Но отказаться не смог. Вытащив нож, я взялся за ручку и принялся тупо, раз за разом кромсать его острием клееночное яблоко.

– Хватит, – остановила меня удовлетворенный голос. – Вложи нож в пакет, отдай мне и спроси, почему я не использовала свой «алкозельцер» раньше.

– Почему вы не использовали свой «алкозельцер» раньше, – сказал я, рассматривая безнадежно испорченное яблоко.

– Почему же, использовала. Но только в смеси с проявителем твоей эпилепсии. А так, в быту – нет. Ты мог догадаться, что я «химичу» с тобой. И уйти раньше времени.

– А... – протянул я равнодушно. – Я мог догадаться, что вы химичите со мной.

– Потом ты точно так же убил Ворончихиных. Мы рисковали с ними. И с тобой. Одно дело было активизировать твое снохождение в доме, в ночные или утренние часы, а другое дело – днем в переполненном городе. Тебя могли задержать. И поэтому Вере пришлось идти за тобой следом. Чтобы в случае чего прикрыть от милиции. Но все обошлось. Операция прошла без сучка и задоринки. Вот пресс для чеснока с кровью Мити и нож с кровью Ларисы. Хочешь подержать их в руках?

– Хочу, – ответил кто-то, глубоко во мне засевший.

Светлана Анатольевна вынула из своей сумки голубенький целлофановый пакет и протянула мне. Я взял его, достал нож и пресс, положил на стол и принялся оставлять на них отпечатки пальцев. Так, как это делают в кино и милиции: приложил мизинец левой руки к лезвию ножа, повернул его туда-сюда, затем проделал это с безымянным пальцем и так далее. Теще эти мои выкрутасы не понравились.

– Издеваешься, – покачала она головой. – Думаешь, что обманываю тебя...

– Теперь это не важно, – ответил я, возвращая ей голубенький пакет с неопровержимыми доказательствами своей причастности к убийству супругов Ворончихиных.

Светлане Анатольевне мой ответ не понравился, и задумалась.

«Сейчас губы начнет красить», – подумал я и не ошибся. Теща взяла Верину губнушку, лежавшую на подоконнике, и принялась наводить марафет. Закончив, посмотрела на меня. И я впервые заметил, что они с дочерью неуловимо похожи. «Если не обращать внимания на чувственные отцовские губы и нос Веры, то сходство несомненное».

– Я по глазам твоим вижу, что ты хочешь меня о чем-то спросить... – проговорила Светлана Анатольевна, как только я вновь вытаращился на клееночные фрукты.

– Нет, – ответил я, немного подумав.

– Об алкозельцере не хочешь спросить?

И меня пронзило с ног до головы острейшее лезвие. Мгновенно пронзило. Я вздрогнул, напрягся, раскис, ужаснулся одновременно.

– Вера... Вы поили им Веру...

– Да. Поила и пою.

– И потому она ваша марионетка...

И вновь меня пронзило беспощадное лезвие догадки.

– Вы и Наташу им поите!!?

– Нет. Пока нет. Я люблю ее...

«Любит в ней меня...» – догадался я.