Когда боги глухи   ::   Козлов Вильям Федорович

 – Тебе когда-нибудь хотелось улететь далеко-далеко? Улететь и не возвращаться?

– Птицы ведь возвращаются…

– То птицы… – снова громко рассмеялся Вадим. – Птицы подчиняются своему инстинкту, а человек должен уметь подавлять первобытные инстинкты.. – Он перевел взгляд на медленно приближающийся по второму пути маневровый. – Как ты думаешь, кто сильнее – я или эта железная громадина?

И прежде чем девушка успела ответить, Вадим спрыгнул на пути, перебежал на второй путь и, широко расставив ноги в кирзовых сапогах, в упор уставился на заслоняюший всю перспективу локомотив.

– Вадим! – вскрикнула Люда, но он даже головы не повернул.

Зашипели тормоза, паровоз раз дернулся, другой и с лязгом остановился. Машинист, до половины высунувшись из будки, грозил кулаком и ругался, белый пар медленно окутывал переднюю часть паровоза, Вадима. Машинист уже спускался с подножки, когда Вадим ловко вспрыгнул на перрон, схватил девушку за руку и бегом увлек за вокзал. Люди оглядывались на них. У Люды было белое лицо, руки безвольно повисли.

– Ты сумасшедший, – придя в себя, сказала она. – Он мог раздавить тебя!

Он смотрел мимо нее и все еще видел приближающуюся лоснящуюся черную громаду паровоза, наклонную красную решетку перед передними колесами, струйки белого пара и блестящую фару у трубы. И еще врезалась в память длинноносая масленка, стоявшая в выемке у правого буфера.

– Страшно было? – заглядывала в глаза девушка.

– Что это на меня нашло? – растерянно проговорил Вадим. – Страшно, говоришь? Не знаю… Глупо это. И машиниста напугал…

– Вадим, а где твой чемодан?

– Чемодан? – непонимающе взглянул он на нее. – А это был не мой чемоданчик…

– Чей же?

– Вспомнил старую песню, – улыбнулся Вадим. – Где же мой чемодан с сухим пайком на три дня?

Они вернулись на перрон, к той самой скамейке, у которой стояли. Чемодана не было.

– Украли! – ахнула Люда. – Вот люди! Надо в милицию заявить.

– А вот и мой поезд, – кивнул на приближающийся пассажирский Вадим.

– Вот, возьми, – торопливо сунула ему в руку потертый кошелек девушка. – Тут немного, но на дорогу-то хватит.

– Если не найдешь своего летчика на земле или в небе, то приезжай ко мне в Андреевку, – сказал Вадим.

Лишь когда пассажирский тронулся, девушка вспомнила, что адрес не взяла. Она было бросилась вслед за уплывающим вагоном, но тут же остановилась, смахнула платком слезу, помахала рукой стоявшему рядом с проводницей Вадиму и прошептала:

– Прощай…

А он еще долго, выгнувшись дугой, свешивался со ступенек и что-то кричал, но ветер относил его голос в сторону, а нарастающий железный грохот все заглушал.



2



Вадим в сиреневой майке и сатиновых спортивных шароварах колол у сарая дрова. Водружал на широкий чурбак сосновую чурку и, размахнувшись колуном, раскалывал ее, как ядреный орех. Когда получалось с первого раза, он улыбался, если же колун увязал в неподатливой древесине, чертыхался и бил кулаком по топорищу, высвобождая его. Черные волосы Вадима спустились на высокий влажный лоб, светло-серые глаза с зеленоватым ободком блестели. Ему нравилось колоть дрова, слушать, как со звоном разлетаются от мощного удара поленья, вдыхать терпкий запах сырой древесины.

Утреннее солнце ярко светило, но было еще прохладно. В двух скворечниках поселились скворцы, они то и дело озабоченно улетали и скоро возвращались, принося в новые домики, прибитые к липам у забора, сухие травинки, перышки. Вадим, как только приехал в Андреевку, первым делом сколотил скворечники – об этом он подумывал в военном госпитале, слушая на железной койке скворчиные песни.

Вадим Казаков принадлежал к породе тех счастливых людей, которые не умеют подолгу терзаться и расстраиваться. Не любил он и паниковать. Он мечтал стать летчиком еще там, в партизанском отряде.