Когда отцовы усы еще были рыжими   ::   Шнурре Вольфдитрих

Шнурре понимал писательство как непосредственное вмешательство в жизнь, вторжение в том числе и в политику, по укоренившемуся предубеждению будто бы заказанную немецким писателям, "чувствительным" любителям кабинетного уединения. Отстаивать такую позицию в аденауэровскую эпоху было непросто, читатели даже среднего поколения помнят доносившиеся и до нас раскаты той громогласной травли, которой подвергались прогрессивные писатели Западной Германии со стороны власти предержащей, помнят короткое, как плевок, слово "шавки", которым наградил их сменивший Аденауэра Эрхард. Известный западногерманский публицист Франц Шонауэр писал, отдавая должное полемическому темпераменту и мужеству Шнурре: "Трудно быть ангажированным писателем в государстве, где политическая безучастность стала первым гражданским долгом, где подозрение в коммунистических убеждениях повисает как дамоклов меч над тем, кто занимается критикой и не дает недавнему прошлому преспокойно отойти в область забвения. Трудно быть ангажированным писателем в обществе, которое лицемерно противопоставляет ему "поэта", которое любит поболтать о благородном искусстве, веря при этом, однако, в могущество самой низменной политики".

Среди собственно художественных жанров наиболее действенным средством "ангажемента" Шнурре считает короткую историю, противопоказанную, по его собственному мнению, преобладающей национальной традиции. Ибо "немецкий автор из относительно коротких форм тяготеет к повести. Он любит глубокое течение, обстоятельное разворачивание желательно громоздкого, судьбоносного действия, при изображении которого так приятно почувствовать себя пророком и поэтом. Он стремится объяснить. Он любит сначала завуалировать истину, чтобы тем успешнее ее потом обнаружить. Он не описывает, а около описывает. Не обобщает, а добавляет. Не делает материю прозрачной, а уплотняет ее".

Будем справедливы: у "истинно" немецкой традиции, как ее обозначил Шнурре, свои взлеты и достижения, и не одной только злобой дня питается большая литература - "прохлада вечности" ей внятна так же, как и "обиды времени", говоря цветаевским словом. Но Шнурре нельзя отказать в главном требовании писательской этики - в искренности его эстетических убеждений, как и неукоснительной честности его страстной политической полемики, хотя страсть в ней порой перевешивает аргументированную логику, смещает чувство реальности.

Важнее, однако, другое: за три с половиной десятилетия работы Шнурре зарекомендовал себя как меткий и въедливый сатирик, неустанный обличитель социальных язв и пороков боннского режима. Многочисленные короткие истории, непрерывно выходившие из-под его пера, подкрепляли эту репутацию. Тридцать из них, тематически и стилистически связанных между собой, составили книгу "Участь нашего города" (1959), вышедшую позднее в несколько измененном виде под другим названием ("Рихард возвращается", 1970). В этой книге остраненно, травестийно показан путь Западной Германии после 1945 года. Дан и карикатурный портрет Аденауэра - "герцога кожаного Себя", занятого производством и распространением сушеных овощей, плодов "экономического чуда", В одной из историй описывается бардачок, где фрейлейн Отвага, фрейлейн Выбор - и - фрейлейн Долг безуспешно, пытаются поддержать пошатнувшиеся мужские идеалы и добродетели - им нет места в насквозь коррумпированном обществе. В другой истории описано сожжение карликов как "неполноценных", В третьей - в образе петуха обезглавливается само Время, дабы утвердить решающую общественную добродетель - забывчивость. В целом, несмотря на эзотерический язык, в книге воссоздается атмосфера духовной несвободы и мрачного шабаша теней прошлого, хотя многие эпизоды и не расшифровываются до конца, смысл их остается смутным, ускользающим.