Танцующий детектив   ::   Айриш Уильям

Стоило мне подумать о том, что здесь творилось, стоило представить этот танец с телом Джулии. Я знала только, что хочу убежать отсюда, убежать на улицу, что не смогу здесь оставаться, иначе просто спячу. Но перед тем, как сбежать с Ником, который поддерживал меня под локоть, я не выдержала и посмотрела на этикетку пластинки: "Бедняга мотылек".

И прежде чем выскочить за дверь, я сказала:

– Эту пластинку поставила не она. Она её не любила, называла "сладкими соплями". Помню, я как-то была у неё и завела эту вещь, так она выключила патефон и сказала, что с неё хватит, и хотела её разбить, но я остановила. Она была сыта мужчинами и всеми этими телячьими нежностям по горло, а такую приторную муть вообще не выносила. Ручаюсь, она её не покупала; все эти пластинки шли вместе с патефоном – мы его купили с рук.

– Значит, это его любимый шлягер? Только вряд ли нам это поможет. Если она терпеть не могла эту пластинку, значит, держала где-то внизу, а не на виду. Значит, он долго копался, чтобы найти музыку по своему вкусу.

– И при этом держал её в объятиях! Мертвую!

Эта мысль была самой невыносимой, хуже всего остального ужаса. Мы медленно шли по лестнице, и вдруг мне показалось, что я лечу прямо в подвал. Рука Ника крепко обхватила меня, и я тут же сомлела "на бис". Впервые в жизни меня не смутило, что я рухнула в объятия постороннего мужчины.

Когда я снова начала что-то соображать, он все ещё поддерживал меня, правда уже у стойки маленького ночного кафе, и протягивал к моим губам чашку с кофе.

– Как дела, Джинджер – спросил он.

– Отлично, – ответила я и залила этим кофе свою последнюю юбку. – А у вас, Ник?

На этом обмене любезностями для меня и закончилась ночь убийства Джулии Беннет.

На следующий вечер я чувствовала себя в заведении чертовски одиноко. Пришла я поздно, усталая и непричесанная, но Марино впервые оставил меня в покое. Возможно, у него тоже было сердце.

– Джинджер, – сказал он мне, когда я проходила мимо, никому ни слова о том, что случилось вчера. Если вас спросят, вы о полицейских ничего не знаете. Не погубите мне бизнес.

Дирижер Дюк поймал меня по дороге в раздевалку.

– Эй, я тут слышал, тебя вчера ночью забрали – начал подшучивать он.

– Никто меня никуда не забирал, милочка! – отрезала я.

Мне осточертели его шуточки и маникюр, и волосы до плеч, потому я так и сказала.

В раздевалке мне ещё больше не хватало бедняжки Джулии, потому что когда вокруг толпа людей, оркестр и музыка, все бурлит и жизнь бьет ключем. Но когда я пудрила нос перед зеркалом, то все время ловила себя на мысли, что она рядом. На вешалке для платьев все ещё было написано чернилами её имя.

Старуха Хендерсон источала сочувствие и давала столько советов, что невозможно было сосредоточиться. Вместо обычного одного бульварного листка она сегодня купила целых два и выучила их наизусть, слово в слово. Наклоняясь ко всем девицам по очереди, она жужжала им в уши:

– А когда её нашли, на каждом глазу у неё лежало по десятицентовику, третий – на губах, и в каждую руку он сунул по одному и сжал ей кулаки, представляете? Слышали вы что-нибудь подобное! Господи, он, видно, охотится на женщин, как черт из пекла!

Я распахнула дверь настежь, поддала ей ногой пониже спины и вышвырнула вон. Последние двадцать лет она вряд ли передвигалась с подобной скоростью. Остальные девушки только переглянулись, как будто говоря:

– Во дает!

– Живей, живей, в зал, в зал! За что я вам плачу? – заорал Марино за дверью.

Из гадюшника донеслось треньканье оркестра, мы выстроились гуськом, как арестантки, и ещё один кошмарный вечер начался.

Я вернулась в раздевалку в десятом перерыве, как раз после "У тебя нет замка, милый", чтобы на минутку скинуть туфли и сделать пару глотков.