Корона из перьев   ::   Зингер Исаак Башевис

Она пошла нанять экипаж до Ицбика и увидела перед гостиницей крытый экипаж, готовый отправиться. «Нет, я не одинока,– сказала она себе.– Каждый шаг известен на небесах».

Сначала шли мощеные дороги, но скоро они превратились в грязные тракты с выбоинами и канавами. Ночь была сырая и темная. Часто пассажирам приходилось выбираться и помогать кучеру вытаскивать экипаж из грязи. Все бранили его, но Акша со смирением сносила тяготы. Падал мокрый снег и задувал холодный ветер. Каждый раз, когда она вылезала из экипажа, она по

лодыжки проваливалась в грязь. В Ицбик они они прибыли поздно вечером. Вся деревня утопала в болоте. Избы были полуразрушены. Кто-то показал Акше дорогу к дому учителя Цемаха – дом был на бугре возле мясных лавок. Хотя и была зима, кругом стояла вонь от гниения. Возле лавок шныряли собаки.

Акша заглянула в окно дома Цемаха и увидела ободранные стены, грязный пол и полки потрепанных книг. Фитиль в миске с маслом был единственным источником света. За столом сидел небольшой человечек с черной бородой, густыми бровями, желтым лицом и выпирающим носом. Он близоруко склонился над большим фолиантом. На нем была ермолка на подкладке, стеганный жакет, под которым виднелся грязный ватин. Пока Акша стояла и смотрела, из щели вылезла мышь и прошмыгнула на кровать, на которой был тюфяк, набитый истертой соломой, подушка без наволочки и изъеденная молью овчина вместо одеяла. Хотя Цемах и постарел, Акша узнала его. Он почесался. Поплевал на кончики пальцев и вытер их о лоб. Да, это был он. Акша одновременно хотела и плакать и смеяться. На мгновение она повернула лицо в темноту. Впервые за последние годы она услыхала голос бабушки: «Акша, беги отсюда».

«Куда?»

«Обратно к Исаву».

Затем она услыхала голос деда: «Акша, он спасет тебя от бездны».

Акша никогда не слыхала, чтобы дедушка говорил с такой горячностью. Она ощутила пустоту, которая бывает перед обмороком. Она облокотилась на дверь и та открылась.

Его глаза навыкате пожелтели.

«Что тебе нужно?»– прохрипел он.

«Вы реб Цемах?»

«Да, а кто вы?»

«Акша из Красноброда. Когда-то ваша невеста . . .»

Цемах молчал. Он открыл искривленный рот, обнажив единственный зуб, черный как крючок. «Обратившаяся?»

«Я опять вернулась к евреям».

Цемах подпрыгнул. Он исторг ужасный крик: «Пошла вон из моего дома. Пусть имя твое сгниет!»

«Реб Цемах, пожалуйста, выслушайте меня».

Он подбежал к ней со сжатыми кулаками. Миска с маслом опрокинулась, свет исчез.

«Грязная блудница!»

СИНАГОГА В ХОЛИШИЦЕ была переполнена. Это был день накануне новолуния, и все собрались вознести молитвы. Из женского угла доносились набожные речитативы. Внезапно дверь отворилась, и чернобородый человек в лохмотьях вошел во внутрь. На плечах у него болталась сумка. Он тащил за собой женщину на веревке, как корову. На голове у нее был черный платок, платье из мешковины, разбитая обувь. Вокруг шеи висела гирлянда из чеснока. Молящиеся прекратили свои молитвы. Незнакомец подал женщине знак, и она простерлась на пороге. «Евреи, топчите меня,– вскричала она.– Плюйте на меня, евреи».

В синагоге поднялся шум. Незнакомец подошел к читальному столу, постучал, и воззвал: «Семья этой женщины из вашего города. Ее дедушка реб Нафтоле Холишицер. Это Акша, которая обратилась и вышла замуж за помещика. Теперь она увидела истину и хочет искупить свои мерзости».

Хотя Холишиц был в той части Польши, которая принадлежала Австрии, история Акши была здесь известна. Некоторые молящиеся запротестовали, что таким образом нельзя каяться; человеческое существо не следует тащить на веревке как скотину. Другие угрожали незнакомцу кулаками. Действительно, в Австрии обращенный, согласно законам этой страны, мог вернуться в еврейство.