Крестьянское восстание   ::   Шеноа Август

– Но как это вышло и кто этого добился, благородная госпожа?

– И Баторий и мой покойный супруг, вместе.

– Верно, – ответил Палфи, – Баторий и Андрия Хенинг подали прошение королю. Но победа вашего права (да простит мне ваша милость эти слова) была выиграна главным образом благодаря авторитету верховного судьи венгерского королевства. Мой господин теперь хочет, чтобы там, где король Фердинанд победил Ивана, право семьи утвердилось отныне крепко и нерушимо, и он, конечно, не имеет ни малейшего намерения касаться половины, которая принадлежит роду Хенингов.

– Другими словами, – и Уршула совсем обернулась к посланцу, – имение неделимое и родовое, и как пользование им, так и доход должны быть разделены поровну между нашими семьями. Таков смысл королевской дарственной и таков был договор, заключенный между моим покойным мужем и господином Баторием в Стубице.

– Да, да, – ответил несколько смущенно мадьяр.

– Надо вам еще сказать, – продолжала госпожа Уршула, – что в тысяча пятьсот пятьдесят девятом году я дала взаймы покойному господину Андрии семь тысяч венгерских флоринов из своего наследства и выговорила право залога на четвертую часть имения. Не забудьте и то, что когда мы приняли имение, на нем был долг. Кредиторы – барон Клайнах, Яков Секель и Ладислав Керечен – очень досаждали моему покойному мужу; по счастью, нашелся добрый человек, господин подбан Амброз Грегорианец, который выплатил этим пиявкам долг в размере двух тысяч тридцати трех венгерских флоринов, задержав, понятно, за собой право залога, которое он потом перенес на своего сына Степко, когда тот женился на моей дочери Марте.

– И это я знаю, ваша милость, но, по-моему, это обязательство падает на половину Хенингов.

– Замолчите! – крикнула госпожа Уршула, топнув ногой. – Тут не может быть и речи о половине. Долг лежит на всем имении. Пока я жива – ни королевский судья, ни сам король не посмеют разрезать пополам наше наследие, хотя это двойное владение на одной земле мне всегда напоминает того странного двуглавого орла, одна голова которого смотрит направо, а другая налево.

– Ах, конечно, конечно, ваша милость! – вскрикнул Палфи, вскочив, и глаза его засверкали. – Так же думает и мой вельможный господин. Оставим подозрения и укоры. Закончим этот спор, который длится уже целый час. Мой вельможный господин не хотел бы, чтоб это дело дошло до суда; он ведь сам судья, а такие споры между родственниками – сущее проклятие.

– Ага, – злорадно засмеялась госпожа Уршула, – значит, мой милый родственник боится суда? Это надо принять к сведению. Он-то ведь знает законы. По-видимому, его право держится на волоске. Но послушаем, господин Палфи, ваши предложения.

Скрестив руки и глядя в пол, госпожа Уршула стала мерно ходить взад и вперед по комнате, а рядом с ней, кланяясь и размахивая руками, шагал Палфи.

– Pro primo, [4] – сказал мадьяр, подняв палец, – Джюро Всесвятский будет убран. Он человек грубый, может быть из усердия к своему господину, а отчасти ради собственного кармана; но раз он не по нраву вашей милости – его надо убрать; к тому же он слабый и больной. Это и будет лучшим предлогом для его удаления.

– Bene, [5] – сказала госпожа Уршула, – продолжайте.

– Pro secundo, [6] – продолжал мадьяр, подняв теперь кверху указательный палец, – своим управляющим мой вельможный господин назначит Грго Домброя, человека ученого, спокойного, справедливого, к тому же холостого, и в этих краях у него нет никакой родни. Ему по описи передадут вино, скот, хлеб, сено и обстановку из части, принадлежащей моему вельможному господину.

– Bene, – повторила Уршула, – но этих злодеев, Хорвата и Голубича, тоже надо выгнать, слышите?

– Непременно! Мы их сразу же и выгоним, ваша милость, – согласился мадьяр.