Кролик, беги   ::   Апдайк Джон Хойер

Он отклоняется назад, стараясь скользнуть взглядом под стол, в подводный полумрак, где ее укороченные перспективой икры — как две золотистые рыбы. Обе ныряют под стул.

— Не смотрите так пристально, а то вывалитесь из кабинки, — говорит она с досадой. Это хорошо. Женщины любят, когда их приводят в смущение. Ни за что в этом не признаются, но это факт.

Официант приносит напитки, бумажные салфетки под тарелки и тусклое серебро. Положив прибор для Маргарет, он подходит к Тотеро, как вдруг тот отнимает от губ стакан с виски и освеженным твердым голосом произносит:

— Вилки и ложки? Для восточных блюд? Разве у вас нет палочек?

— Палочки, да.

— Всем палочки, — решительно заявляет Тотеро. — Каков монастырь, таков и устав.

— Моих не трогайте! — вопит Маргарет, со звоном хлопая рукой по своей ложке и вилке, когда официант хочет их убрать. — Не желаю никаких палочек.

— Гарри и Рут? — обращается к ним Тотеро. — Что предпочитаете вы?

Дайкири и в самом деле отдает лаймом, вкус которого, словно масло, растекается по поверхности прозрачной терпкой жидкости.

— Палочки, — звучным низким голосом отвечает Кролик, радуясь, что можно досадить Маргарет. — В Техасе мы никогда не прикасались металлом к китайским кушаньям.

— Рут? — Тотеро смотрит на нее робко и напряженно.

— Пожалуй. Если этот балбес может, то и я могу. — Она гасит сигарету и берет из пачки вторую.

Официант удаляется с отвергнутым серебром, словно подружка невесты с букетом. Маргарет остается в одиночестве, и это ее бесит. Кролик доволен; она — тень на его безоблачном счастье.

— Вы ели в Техасе китайские блюда? — интересуется Рут.

— Все время. Дайте сигарету.

— Вы же бросили курить.

— А теперь начал. Дайте десять центов.

— Десять центов! Черта с два!

Излишняя резкость ее отказа обижает Кролика; можно подумать, она боится прогадать. С чего она взяла, что он собирается ее обобрать? Что с нее взять? Сунув руку в карман, Кролик вынимает горсть мелочи, берет десятицентовик и опускает в маленький отделанный слоновой костью музыкальный автомат, который мягко светится возле их стола. Наклонившись и перелистав список мелодий, он нажимает кнопки «Б» и «7» — «Роксвилл».

— Китайская кухня в Техасе лучшая в Соединенных Штатах, кроме Бостона, — заявляет он.

— Слушайте великого путешественника, — говорит Рут и дает ему сигарету. Он прощает ее за десятицентовик.

— Итак, вы полагаете, — настаивает Тотеро, — что тренеры ничего не делают.

— Они никому не нужны, — отвечает Рут.

— Да бросьте вы, — вступается Кролик.

Официант возвращается с палочками и с двумя меню. Кролик разочарован — у палочек такой вид, словно они вовсе не деревянные, а пластмассовые. От сигареты отдает соломой. Он вынимает ее изо рта. Нет уж, хватит.

— Каждый закажет по блюду, а потом мы все поделимся, — предлагает Тотеро. — Кто что любит?

— Я кисло-сладкую свинину, — заявляет Маргарет. Что ни говори, решительности у нее не отнимешь.

— Гарри?

— Не знаю.

— Вот тебе и специалист по китайской кухне, — замечает Рут.

— Здесь написано по-английски. Я привык заказывать по китайскому меню.

— Ладно, ладно, скажите мне, что самое вкусное.

— Отстаньте, вы мне совсем голову заморочили.

— Вы никогда не были в Техасе, — говорит Рут.

Он вспоминает дом на той незнакомой, лишенной деревьев улице, зеленую ночь, встающую из прерий, цветы в окне и отвечает:

— Конечно, был.

— А что вы там делали?

— Служил у Дядюшки Сэма.

— А, в армии, так это не в счет. Все были на военной службе в Техасе.

— Заказывайте по своему вкусу, — говорит Кролик Тотеро.

Его раздражают все эти ветераны армейской службы, с которыми Рут, как видно, зналась, и он напряженно вслушивается в последние такты песни, на которую потратил десятицентовик.