Кто-то должен курлыкать   ::   Куваев Олег

Девушки на почте были также в марлевых масках. И лишь, запаковав посылку, я осознал, что фамилия Евдокии мне неизвестна. Только адрес. Так и написал: «бабушке Евдокии». Уговорил. Взяли.

Гриппом я не заболел и через десять дней в конце рабочего дня я снова пришел к Леночке. Положил перед ней рукопись на сто страниц и пятьдесят рублей.

— Ну что вы! — сказала Леночка. — Это вдвое больше, чем следует за перепечатку.

Но утром я получил текст — экземпляры разобраны, и знаки препинания стоят на местах, — Леночка в свое время кончала филфак.

Утром я взял первый экземпляр, заявление и твердым шагом вошел к Г. П. Никитенко.

Надо отдать ему должное — он не изумился, не стал произносить слова, положил рукопись и заявление на край стола, глянул на меня сквозь очки, точно сфотографировал, и зачем-то пожал мне руку мягкой ладонью.

Через некоторое время я узнал, что мне предстоит предварительная защита. Случай небывалый, так как существует длинная очередь жаждущих кандидатского звания.

Я спокойно изложил свои выводы о северной границе европейского леса. Ученый совет покашливал и молчал, видно, моя репутация унылого научного неудачника крепко шаталась. Тогда Г. П. Никитенко, не вставая с места, тонким своим голосом негромко сказал: «Мы имеем пример скрупулезного сбора фактов без скороспелых, однако, выводов». После этого сорвалась лавина, и я узнал, что являю собой пример воспитания научных кадров: бывалый производственник, накопив опыт, идет в науку, оформляет опыт в солидный труд и снова стремится к любимому производству.

В коридоре за спиной я услышал: «Попал в самую популярку». …От Евдокии пришло письмо. «…Пролила слезы. Ведь не забыл! Ведь не стала просить, думала, что забудешь. Ты не обижайся, я о тебе думаю много. Работа у тебя, конечно, почетистая, но глаз у тебя нехороший. Наверное, начал сердцем грубеть. Ты не грубей. Как сердце застынет, так тяжело жить. Я знаю. Кругом русски люди, перед кем возноситься?..»

В тот день я решил пораньше приехать в лесопитомник, пожить без оклада, войти в курс. Г. П. Никитенко препятствовать мне не будет, потому что после всех этих слов на ученом совете окончательная защита превращалась в формальность, и ВАК тут уже не может ничему помешать. Я составлял список действий: сдать комнату, в военкомат, упаковать вещи, выписаться. Зазвонил телефон. Звонила Леночка. В длинном и осторожном разговоре она сообщила мне о поездке в Австралию. Для изучения австралийского метода выращиваник эвкалиптов. Поездка на год. Желательно с женой. Так заключила Леночка.

Я растерянно начал слоняться по комнате. Все эти годы… Жена… Потом я представил, как решила бы эту проблему бабушка Евдокия. «В Австралии, поди, тоже русски люди, эвкалипт тоже дерево, дак что не поехать?» Требовалось крепко подумать, уяснить, осознать. Но я уже попал в колесо событий, и оно крутилось помимо меня.

Снова звонок, теперь уже в дверь. Корреспондент ведомственной газеты. Задача написать очерк «Портрет ученого и инженера». Я хотел послать его к черту, но корреспондент, парень молодой, розовощекий, с блестящей, здорового вида бородкой, оказался опытным человеком. Я сам не заметил, как рассказал про отца-плотника, о лесных пожарах и о кедрах, посаженных мной в прошлые годы. Лишь когда он ушел, я осознал, понял, что действительно «попал в популярку» и разговор об Австралии неспроста. А как же лесопитомник? Я ринулся было искать телефон редакции, чтобы статьи не было. В дальних леспромхозах не любят газетной славы, она в тех краях осложняет жизнь. Но снова звонок в дверь. Телеграмма. Жена возвращается. Простила меня и скучает. Хотите верьте, хотите нет. С телеграммой в руках я сел на стул и понял, что с Австралией наверху уже решено.