Кто стрелял в шерифа (рассказы)   ::   Стрельников Борис Георгиевич

И все стихло. Подождав минуту, снова заголосили петухи.

-- Что будем делать? -- спросил я.

-- Я провезу вас окраинами к мотелю, где живут полицейские,-помедлив ответил таксист.

Утром, открыв дверь своей комнаты, я увидел, что вся стоянка перед окнами мотеля занята полицейскими машинами. Их было здесь не меньше полутора десятков. Одни машины, упруго покачивая длинными штырями спецантенн, уезжали, другие занимали их места, вернувшись с патрулирования. На бортах машин выделялся герб штата Иллинойс -- орел, державший в хищном клюве ленту, на которой написано: "Храбрость, Мужество. Достоинство".

Хозяин мотеля объяснил мне, что эти полицейские присланы в помощь местной полиции из Чикаго и Спрингфилда. Ночью патрулируют улицы Кейро, а днем отсыпаются в мотеле. Что касается стрельбы по ночам, то к этому все здесь привыкли. Точнее: привыкли к тому, что в городе стреляют. К самой стрельбе, конечно, хладнокровно относиться трудно. Детей многие жители укладывают на ночь в ванной: все-таки какая-то дополнительная защита от шальной пули.

В нынешнем году, сказал мне хозяин харчевни, где я завтракал, в Кейро было около 150 ночей, когда звучали выстрелы. Он начал было вспоминать, сколько человек было убито и ранено, стал загибать пальцы, но сбился и махнул рукой.

Я спросил: кто в кого стреляет? Естественно, белые -- в негров, а негры -- в белых, ответил хозяин. Сперва был убит черный солдат, затем белый шериф. С этого все и началось.

На Коммершэл-авеню, главной улице города, было пустынно. Сквозь плиты тротуара торчала желтая трава. Пели скворцы. На карнизах магазинов ворковали голуби. По крыше серого! пятиэтажного здания суда и полиции ходил полицейский с биноклем на груди и снайперской винтовкой в руках. Стена здания была выщерблена пулями. Я насчитал 17 щербинок.

Пройдя еще два квартала, я очутился в негритянском районе. На стенах церкви святого Колумба я насчитал 23 следа от пуль. Неподалеку негритянские парни жгли кучи сухих листьев. Голубой дым стелился вдоль улицы. Негры посмотрели на меня: недоверчиво, почти враждебно. Ведь я был для них белый, незнакомый белый человек, возможно, даже переодетый полицейский.

Я вернулся в мотель, взял блокнот и вышел на балкон, чтобы записать первые впечатления. На соседнем балконе громко разговаривали. Голоса были мужские. Собеседников было трое. Балконы отделялись друг от друга тонкой фанерной перегородной, сделанной "под дуб", и мне не видно было беседующих, зато слышно каждое слово. Это были полицейские, отдыхавшие после смены. Судя по всему, двое сидели в плетеных креслах, причем один положил ноги на низенький круглый столик, а третий то уходил. с балкона в комнату, то снова входил, шаркая и пришлепывая по полу домашними туфлями. Наверное, он только что принес из холодильника пива в банках.

-- Холодненькое! -- сказал он, причмокнув.-- Да убери ты свои конечности со стола!

Тот, к которому он обращался, добродушно отозвался баском:

-- Ты, малыш, дома командуй. Когда побегаешь в жизни с мое, тогда поговорим. Мне даже лейтенант Блэкстоун не делает замечаний.

-- А здорово отчитал этот черный священник нашего Блэкстоуна,-хохотнул третий.-- Лейтенант сделал вид, что ничего не понимает: "Скажите, отец, какая муха ваших негров укусила? Ведь между полицией и неграми всегда было взаимопонимание, не правда ли?" А священник ему: "Это было взаимопонимание между хозяином и псом, лейтенант. Знай, черный пес, свое место, а не то получишь пинок! Но мы не хотим больше собачьей жизни, лейтенант". Блэкстоун даже позеленел от злости.

-- Позеленеешь,-- хмыкнул тот, что принес пиво.-- Начальство дало две недели на поимку того, кто убил шерифа, а уже месяц кончается.