Куда уйти?   ::   Станюкович Константин Михайлович

– Кажется…

– И обещали полторы тысячи?

– Обещали и надули…

– Сколько?

– Семьсот… Урезали, чтобы дать какому-то «племяннику», который и на службу не ходит… Порядки… Прямо со мною подло поступили…

– И очень… Нам, семейным людям, эти наградные деньги на затычки долгам…

– И к чему надувать?

– А ты рассчитывал?.. Ты еще, мой милый, пижонист…

– Ну, черт с их деньгами!.. А главное…

– Хочется бросить?

– Именно… И бросил бы…

– Что ж?.. Уж если тебе так опостылело, то уходи! – проговорил Иван Иванович, словно бы убежденный словами друга.

Но Валерий Николаевич покраснел и раздражительно сказал:

– Уйди!.. Тебе хорошо, вице-директору, говорить: уйди… А куда уйдешь?.. Точно ты не понимаешь моего положения?.. А ты так спокойно говоришь: уйди… Это просто свинство… С семьей я едва свожу концы с концами… И то еще благодаря Лике… Она во всем себе отказывает… Нарядов никаких… все переделывает, голубушка… Детям какого-то идиота за двенадцать рублей должны были нанять… Обивку надо бы в гостиной подновить и… не можем… Все безобразно дорого… И без того жмемся, а ты: уйди!.. Что ж, позволь тебя спросить, я должен Лику и детей в конуре поселить и получать где-нибудь сто рублей?.. И поищи еще их…

И Валерию Николаевичу представилось, что его любимая, милая и ненаглядная Лика, которая так греет и одна только дает смысл жизни, и голубчики птенцы, и он сам – в конуре. Она – этот ангел – безропотно терпит, дети больны, он за сто рублей целые дни корпит… Когда представилось, что придется есть впроголодь и Лику запрятать в кухне, и не болтать с Ликой в их уютной, теплой спальне, – Валерий Николаевич пришел в ужас.

И его небольшая квартира, и его родной очаг с Ликой, – этой верной подругой, заботливой женой и очаровательной женщиной, которую после семи лет он еще более любит и более влюблен в нее, чем прежде, и которая, казалось, тоже еще сильнее чувствует счастье близости и верного и влюбленного друга, – вся обстановка, все привычки, словом – все, все казалось ему таким необходимым, дорогим и близким, добытым после бродяжной жизни необеспеченных правильным заработком интеллигентных людей, что Валерию Николаевичу казалось бесцельной подлостью с его стороны лишить семью удобств…

И он снова обиженно воскликнул:

– А ты: уходи! Нечего сказать… совет!

– Так оставайся…

– К сожалению, должен… Понимаешь: должен! Ты, небось, не уходишь?

– Еще бы… И не думаю.

– И не думаешь!.. Или твой хомут такая прелесть?

– Такой же, как твой, дружище… И атмосфера такая же, как и твоя… И мне приходится фарисействовать, как и ты… И я, Валерий Николаич, такой же, как ты! Только не такой красивый здоровяк, как мой благородный друг, и… знаешь ли еще что? – с насмешкой прибавил Иван Иванович.

– Что?

– Меня называют ретроградом-чиновником, а тебя… либералом. Ты по временам любишь «поманиловствовать» [3] о том, что было бы, если бы ничего не было, а я… помалчиваю, делаю, что велят – а ты знаешь, что иногда велят? – и получаю столько же, что и ты… Ну, а теперь… я тебе скажу, куда идти…

– Куда?

– К Лидии Антоновне!

– Зачем?

– Попроси ее разрешения послать за партнерами… Винтить пора. Право, полезнее, чем сотрясать воздух.



III

Несколько сконфуженный вошел Валерий Николаевич в спальную.

Дети уж были уложены, и Лика сидела за книгой.

– Ну что, милый, доспорились?

– Иван Иванович совсем закис, Лика, и только хихикает…

– А что?.. Да ты присядь, Валерий… О чем вы спорили?

– Да он не понимает, что можно возмущаться… Можешь себе представить, Лика?

И, присевши к Лике, Привольев поцеловал ее руку.

– Чего от него ждать… Сухой формалист и больше ничего!

– А говорит: уйди!

– Пусть он сам уйдет с своего места, – возмущенно сказала Лика. – Ты по крайней мере людям не вредишь, Валерий. Ты у меня ведь независимый… На сделки с совестью не пойдешь…

– Ну, положим, Лика!

– Что положим?..