Кукольник   ::   Кортес Родриго

«Так оно и есть», — вспомнил Джонатан стоящую у него в спальне голову и вдруг успокоился.

— И что же делать? — сам удивляясь тому, что ведет этот странный разговор, спросил он и уселся рядом с Платоном.

— Сначала вы должны убить Джудит Вашингтон.

Джонатан оцепенел. Ничего более наглого он не мог себе представить.

— Я? — резко повернулся он к рабу. — Я — должен?! Кому я должен? Тебе?!

— Нет, масса Джонатан, — раб пригнулся к земле еще ниже. — Но она — семя Лоуренсов. Это все знают. А теперь каждый ниггер на плантации может ей ноги раздвинуть! Убейте ее, масса Джонатан!

Джонатан упрямо поджал губы и уставился на линию багровеющего горизонта, но вскоре печально склонил голову. Его прекрасные мечты о гармоничной жизни с рабами в едином, теплом и уютном мире рушились, словно карточный домик. Полевые негры с животным наслаждением разыграли сцену убийства его отца, а домашний, самый преданный раб посчитал его колдуном и затем из лучших побуждений посоветовал ему убить другую рабыню — только за то, что она слишком похожа на своего господина. Что-то в этом мире шло не так.

«Надо было сразу ее продать!» — с тоской подумал Джонатан о Джудит и понял, что остро хочет лишь одного — вернуться к своим куклам.

Преподобный Джошуа Хейвард пробился к юному сэру Лоуренсу лишь с четвертой попытки. Всю неделю старый Платон говорил ему всякую ерунду: «масса Джонатан приболел», «масса Джонатан в отъезде», «…не принимает», «…не может», и лишь когда преподобный окончательно рассвирепел и пригрозил рабу отлучением от причастия, тот сдался и провел его в дом. Долго стучал в темную дубовую дверь, затем начал слезно упрашивать «масса Джонатана» открыть, наконец где-то через четверть часа загремел ключ, и дверь приоткрылась.

Преподобный вошел в практически темную из-за плотных бархатных штор спальню и, нащупав рукой стул, присел. Он уже понял, что юный сэр Лоуренс опять возится со своими куклами, а когда глаза понемногу привыкли к темноте, увидел их, без числа расставленных по всему ковру.

— Что на этот раз, Джонатан? — скорбно поинтересовался преподобный.

— Троянская война.

— А когда делом займешься? На тебе ведь все хозяйство. За этими канальями глаз да глаз нужен.

— Я не знаю, что делать, — тихо ответил парень и поднял на священника полные слез глаза. — Я хочу, чтобы все было как в книгах Аристотеля. Я бы о них заботился, они бы мне служили… а они такие…

Преподобный понимающе кивнул головой.

— Я знаю черных, сынок. А ты, вместо того чтобы здесь прятаться, лучше бы сказал мне.

— И что?

— Слово Божие все может, — значительно закивал преподобный. — И уж на земле ему преград нет, это точно!

Тем же вечером, сразу после работы, вместо ужина всех успевших окреститься черных рабов под угрозой наказания плетьми погнали за девять миль в город, завели в храм, и никогда еще, пожалуй, преподобный Джошуа Хейвард не был столь красноречив и убедителен.

— Слушайте меня, вы, неисправимые грешники! — потрясая руками, обвиняюще возвысил он голос. — Ваши сердца заполнены всякой скверной, и дьявол соблазняет вас!

Рабы начали растерянно переглядываться.

— Бог рассержен на вас и, конечно же, накажет, если вы не оставите ваши дурные пути!

Рабы дружно опустили глаза. Они еще не знали, куда клонит преподобный, но уже предчувствовали, что сегодняшняя проповедь обязательно кому-нибудь выйдет боком — или к шерифу пошлют, или прямо на месте накажут.

— Вместо искреннего служения вашему доброму господину вы, праздные, уклоняетесь от вашей работы! — прямо обвинил их преподобный и окинул поникшие курчавые гривы тяжелым, все запоминающим взглядом. — Но Бог видит вас!

Негры, все как один, затаили дыхание и втянули головы в плечи.

— Вы лжете! — уличающе ткнул пальцем вперед преподобный.