Кузина Эдит   ::   Збых Анджей

Так вот почему Эдит не хотела сказать Клосу о своем открытии и о том, что случилось тогда в доме гауляйтера! Ее это открытие тяготило, она не допускала и мысли, что офицер гестапо и есть тот бандит и убийца, которого она заметила в ту роковую ночь у квартиры гауляйтера. И еще одно: неожиданная гримаса на лице Бруннера, когда Клос обратил внимание на добротные гаванские сигары, которые всегда курит штурмбаннфюрер. Видимо, и в этом кроется какая-то загадка.

– Ну и что скажешь теперь? – самодовольно прищурив глаза, спросил Бруннер, отгоняя рукой голубоватый дым.

– Что ж, услуга за услугу, – усмехнулся Клос. – Только что ты меня предостерегал, теперь я вынужден предостеречь тебя. Представь себе, что идёт Бруннер по дороге и видит что-то похожее на яйцо, такое беленькое, кругленькое. Берет его, а оно вдруг взрывается и отрывает ему руку. Это, как ты понимаешь, Бруннер, граната!.. Помни, я предостерег тебя, дружище. Лучше не дотрагивайся, а то можешь сильно пострадать. Надеюсь, ты понял меня.

– Но я не могу оставить без внимания признание этого партизана, – проговорил Бруннер.

– Можешь продиктовать ему другое признание, такое же «достоверное», как и это. Думаю, что этот тип долго не проживет.

– Я надеялся, Ганс, что ты будешь на моей стороне, но, как вижу, ошибся. Хочешь выступить против меня?

– Меня не интересует антипатия, которую некоторые питают к блондинкам. Но предупреждаю, не делай легкомысленного шага. Помни о яйце, которое может взорваться в руках. Вот и все, дружище Бруннер. Позволь взять еще одну сигару на дорогу. Они действительно превосходны и не каждому немецкому офицеру по карману. – Клос решил добить Бруннера. Напоминание о сигарах должно звучать для гестаповца так: подобные сигары во время войны доходят в цене до астрономических размеров, и нужно быть очень богатым человеком, чтобы позволить себе курить их. Именно это хотел сказать Клос. Штурмбаннфюрер Бруннер должен понять, что эти слова касаются его.



11

В квартире Клос застал Курта за стиркой занавесок, которые с тех пор, как Клос поселился здесь, никто никогда не стирал, но ни он, ни Курт не видели в этом особой необходимости.

– Фрейлейн поручила, – ответил Курт на вопросительный взгляд своего командира.

Ординарец отдал Клосу записку, оставленную Эдит. Она сообщала, что будет на дежурстве до полуночи и надеется, что Клос навестит ее. Он хотел пойти к ней сразу же после обеда, принесенного Куртом из казино, но внезапно был вызван в штаб, где почти до десяти часов вечера пришлось просидеть над картой – необходимо было нанести доставленные недавно авиаразведкой данные о концентрации русских войск на Висле.

И уже в пути, переходя через железнодорожную насыпь, задумавшись и чуть не попав под маневровый паровоз, капитан увидел, что оказался на том участке железной дороги, где намечалось провести партизанскую диверсию. Он посмотрел в ту сторону, боясь увидеть что-нибудь непредвиденное, грозившее сорвать операцию, но все говорило о том, что немцы ни о чем не догадываются. Охранник спокойно прохаживался у шлагбаума возле переезда, где пролегали рельсы двух железнодорожных линий, ведущих в сторону фронта.

Громыхание маневрового паровоза заглушило шаги Клоса, когда он входил в помещение телефонной станции, где за переговорными пультами хлопотали телефонистки. Он подошел к Эдит и ласково провел рукой по ее лицу.

– Ганс! – произнесла она радостно. – Какой ты холодный! Я рада, что ты пришел. Я так волновалась…

– Надеюсь, теперь ты успокоилась, Эдит…

Беспрерывно звонили телефоны. У Эдит не было ни одной свободной минуты. Не снимая наушников, она пододвинула ему блокнот и карандаш:

– Чтобы тебе не было скучно, будешь моим секретарем. Клос открыл блокнот и увидел фотографию, хотел взять, но Эдит не позволила.

– Не узнаешь? Ведь это твоя фотография. Ты подарил мне ее на память в тридцать восьмом году.

Клос внимательно присматривался к этому незнакомому лицу.