Ланс   ::   Набоков Владимир Владимирович

Когда я был мальчиком, лет в семь или в восемь, мне часто снился неопределенно возвращавшийся сон, который разыгрывался в обстановке, мною так и не узнанной, не определенной разумно, хоть мне и пришлось повидать немало чужих земель. Пожалуй, я заставлю его послужить мне теперь, чтобы заткнуть зияющую прореху, рваную рану в моем рассказе. Ничего живописного в той обстановке не было, ни страшного, ни даже странного; просто кусок неуловимого постоянства, представленного куском ровной земли и накрытого сверху куском сероватого облака; иными словами, безликий испод пейзажа вместо его лицевой стороны, - сон досаждал мне тем, что по какой-то причине я не мог обогнуть этот вид, чтобы встретиться с ним на равных. Там в тумане таилась некая масса - кремнистая или иная в этом же роде - угнетающей и совершенно бессмысленной формы, и пока тянулся мой сон, я наполнял какую-то емкость (передадим ее словом "ведро") формами поменьше (передадим их словом "камушки"), а из носу у меня капала кровь, но я был слишком нетерпелив и взволнован, чтобы им заниматься. И всякий раз в этом сне кто-то вдруг принимался истошно вопить за моей спиной, и я просыпался с таким же воплем, продлевая им анонимный исходный вой с его начальной нотой нарастающего восторга, но уже безо всякого смысла, содержавшегося в нем, - если в нем содержался смысл. Так вот, относительно Ланса, я склонен предположить, что какое-то сходство с моим сновидением... Но самое забавное, что пока я перечитываю написанное, его основа, фактические воспоминания, исчезают - и к настоящей минуте исчезли совсем, - и мне нечем теперь доказать себе самому, что за описанным стоит какой-либо личный опыт. Я намеревался сказать, что может, быть Ланс со своими спутниками, когда они достигли планеты, ощутили нечто родственное моему сну, впрочем, теперь уж не моему.

5 И они возвратились! Верховой, скок-поскок, под проливным дождем подлетает мощенной улочкой к дому Боке и выкрикивает огромную новость, на минуту привстав у калитки под роняющим капли лирным деревом, и Боке вылетают из дома, как гистрикоморфные грызуны. Они возвратились! Пилоты, астрофизики и один из натуралистов (другой, Денни, погиб и оставлен на небе, тут старый миф отыграл очко).

На шестом этаже провинциальной больницы, тщательно скрываемой от газетчиков, мистеру и миссис Боке говорят, что их мальчик в маленькой комнате для свиданий, это вторая направо, и готов их принять; в тоне сообщения слышна почтительная заминка, словно речь идет о короле из волшебной сказки. Войти следует тихо, там все время будет сиделка, миссис Кувер. Нетнет, с ним все в порядке, заверяют их, - собственно говоря, на той неделе его отпустят домой. Однако, не следует задерживаться дольше, чем на пару минут, и пожалуйста, никаких распросов, - просто поболтайте о том, о сем. Вы же понимаете. А после скажите, что опять заглянете завтра. Или послезавтра.

Ланс, в сером халате, коротко стриженный, загар сошел, изменился, не изменился, изменился, худой, с кусочками ваты в ноздрях, сидит на краю кушетки, стиснув ладони, немного смущенный. Встает, покачнувшись, с лучистой улыбкой и садится опять. Миссис Кувер, сиделка, голубые глаза и отсутствие подбородка.

Выдержанное молчание. Затем Ланс: "Там было чудесно. Просто чудесно. Я собираюсь вернуться туда в ноябре".

Пауза.

- По-моему, - говорит мистер Боке, - Шилла на сносях.

Быстрая улыбка, легкий поклон довольной признательности. Затем повествовательным тоном: "Je vais dire ca en francais. Nous venions d'arriver..."

- Покажите им письмо Президента, - говорит миссис Кувер.

- Мы только высадились, - продолжает Ланс, - Денни был еще жив, и первое, что мы с ним увидели...

Неожиданно всполошившись, сиделка Кувер прерывает его: "Нет, Ланс, нет. Нет, мадам, прошу вас. Никаких контактов, приказ доктора, прошу вас".

Теплый висок, холодное ухо.

Мистера и миссис Боке выпроваживают.