Лара   ::   Байрон Джордж Гордон

VII

С ним радостно встречались все опять,

И сам был рад людей он посещать:

Высокой крови, всем князьям сродни,

Среди магнатов проводил он дни,

У знатных и веселых пировал,

Их радости и горе созерцал,

Но никогда участья не приняв

В смятеньи их забот или забав.

Ему не нужно то, что всех влечет,

Людских надежд взвивая зыбкий лет:

Ни честь пустая, ни сбиранье благ,

Ни страсть красотки, ни погибший враг.

Отъединен от всех, казалось, он

Магическим был кругом огражден;

Был взор его пронзителен и строг,

И с ним никто развязным быть не мог;

Вглядясь безмолвно, робкие душой

Шли прочь и ужас поверяли свой;

Но, кто умней, - твердить повсюду рад,

Что он гораздо лучше, чем на взгляд.

VIII

Не странно ли? Он в молодости был

Весь - жажда счастья, жизнь, движенье, пыл;

Бой, бури, женщины - все, что манит

Восторгами иль гибелью грозит,

Всем овладел он, все изведал он,

То счастьем, то страданьем награжден,

Не зная граней. В бешенстве страстей

Забвенья он искал душе своей.

Средь ураганов сердца презирал

Борьбу стихий он, схватку волн и скал;

Средь исступлений сердца он порой

И господа дерзал равнять с собой;

Раб всех безумств, у крайностей в цепях,

Как явь обрел он в этих диких снах,

Скрыл он, но проклял сердце, что могло

Не разорваться, хоть и отцвело.

IX

Теперь он в книги устремлял свой взор

(Был книгой человек до этих пор);

Нередко, странным чувством увлечен,

На много дней от всех скрывался он;

Тогда слыхали слуги (хоть зовет

Их редко он) все ночи напролет

Тревожный шаг вдоль темных зал, где в ряд

Портреты предков грубые висят.

Шептали слуги ("чтоб никто не знал")

Что там и голос сверхземной звучал,

Что ("смейся, кто желает") там иной

Мог чудеса подметить в час ночной.

Зачем бы Ларе череп созерцать,

У гроба грешно отнятый опять,

Всегда лежащий близ раскрытых книг,

Чтобы никто в их тайны не проник?

Зачем ему не спать, как все, ночей?

Гнать музыку? Не принимать гостей?

Нечисто все, - да как тут раскусить?

Кой-кто и знал бы... долго говорить!..

К тому ж, кто знает, никогда б не мог

Все выложить... так, - обронить намек...

"Но, захоти он, - о!.." - Так за столом

Вассалы Лары спорили о нем.

X

Ночь. Искры звезд, сверкая с вышины,

К реке зеркальной сплошь пригвождены.

Такая тишь! Недвижна быстрина,

И все ж, как счастье, вдаль бежит она.

Светил бессмертных горний хоровод

Магически в нее глядит с высот.

Вдоль берега - густых дубов стволы,

Ковры цветов, отрада для пчелы,

Дитя-Диана их бы заплела,

Их милому б Невинность поднесла.

Река сквозь них вела русло, вия

Блестящие изгибы, как змея,

Такая тишь, такая благодать,

Что призрак бы не мог тут испугать:

Ведь все дурное убегает прочь,

Увидя эту негу, эту ночь!

"Лишь добрым дан столь благодатный миг",

Подумал Лара и, склоняя лик,

Пошел обратно в замок: он душой

Не мог с такою слиться красотой.

Он вспомнил красоту иной страны,

Где чище небо, ярче блеск луны,

Нежнее ночь, - а сердце, что теперь...

Нет! нет! пусть шторм над ним ревет как

зверь,

Не дрогнет он! Но этот мир и лад

Насмешки злой вливают в сердце яд!

XI

Вот он вошел в безлюдный зал; за ним

Тень по стенам скользила расписным,

Где кисть еще хранит обличья тех,

Чье все забыто, - и добро и грех.

Преданья смутны. Скрыл угрюмый склеп

Их прах, их скорби - всю игру судеб.

А в летописи пышных десять строк

Дают векам придуманный урок,

И - пусть историк хвалит иль бранит

Та ложь почти как истина звучит...

Так думал он... Сквозь переплет окна

На плитный пол сиянье льет луна,

И лепка потолка, и ряд святых,

Что молятся на стеклах расписных,

Как призраки наполнили покой,

Казалось, жили... жизнью сверхземной.

А Лара, с черной гривой, хмурым лбом,

С колеблющимся на ходу пером,

Сам походя на призрак, воплотил

Весь ужас, что исходит из могил.

XII

Вот полночь. Всюду спят. Ночник в углу

Едва-едва одолевает мглу.