Ледяной дворец   ::   Фицджеральд Френсис Скотт

А что скажет... Грозный Дэн Макгрю? К сожалению, это единственный северянин, которого я с грехом пополам знаю.

Ответ пришелся ему по вкусу.

- Я - преподаватель литературы, - покаялся он, - и "Грозный Дэн Макгрю" не входит в мое обязательное чтение.

- Вы здешний?

- Нет, я из Филадельфии. Меня выписали сюда из Гарварда, преподавать французский. Впрочем, я здесь уже десять лет.

- На девять лет и триста шестьдесят четыре дня больше, чем я.

- Нравится вам здесь?

- Да-а... Конечно!

- В самом деле?

- А что в этом странного? Разве похоже, что я скучаю?

- Я видел, как минуту назад вы выглянули в окно и передернули плечами.

- Я фантазерка, - рассмеялась Салли Кэррол. - Дома на улице так тихо, а здесь за окном метель и в голову лезут всякие выходцы с того света.

Он понимающе кивнул.

- Раньше бывали на Севере?

- Два лета ездила в Северную Каролину, в Ашвилл.

- Симпатичное общество, правда? - он переключил ее внимание на ходуном ходившую комнату.

Салли Кэррол вздрогнула. То же самое говорил Гарри.

- Очень приятное! Они собаки.

- Что?!

Она густо покраснела.

- Извините. Я не имела в виду ничего плохого. У меня такая привычка, у меня все люди собаки или кошки, все равно - мужчины, женщины.

- Кто же вы?

- Я кошка. И вы. На Юге почти все мужчины кошки, и ваши дедушки на этом вечере - тоже.

- А Гарри кто?

- Гарри, конечно, собака. Все мужчины, которых я встретила сегодня, более или менее собаки.

- А какой смысл за этим стоит? Собака - это что, своего рода истовая мужественность в отличие от мягкости?

- Вроде того. Я никогда не задумывалась над этим мне достаточно увидеть человека, чтобы понять, собака он или кошка. Наверное, это все чепуха.

- Не скажите. Это интересно. У меня ведь относительно этих людей тоже была своя теория. Я полагаю, они обречены на замерзание.

- Это как?

- В них все яснее проступает что-то скандинавское, ибсеновское. Они потихоньку погружаются в мрак, в уныние. Ведь у нас такие долгие зимы. Вы читали Ибсена?

Она отрицательно покачала головой.

- Так вот, в его героях вы всегда обнаружите какую-то гнетущую скованность. Это ограниченные и унылые праведники, для которых наглухо заперт мир безмерной печали и радости.

- Они не плачут, не смеются?

- Никогда. Вот такая у меня теория. В этих краях живет не одна тысяча шведов. Я полагаю, их привлекает сюда климат, для них он почти свой, и постепенно они смешиваются с местным населением. Сегодня их здесь всего несколько человек, но худо-бедно четыре наших губернатора были шведы. Я надоел вам?

- Нет, страшно интересно.

- Ваша будущая невестка наполовину шведка. Лично к ней я отношусь неплохо, но я убежден, что в целом скандинавы влияют на нас не лучшим образом. Не случайно они держат первое место в мире по числу самоубийств.

- Зачем же вы живете в таком кошмаре?

- А он мне не опасен. Я живу затворником, и вообще книги занимают меня больше, чем люди.

- Интересно, что все писатели именно Юг видят в трагическом ореоле. Испанки, жгучие брюнетки, кинжалы, тревожная музыка и прочее.

- Нет, - покачал он головой, - трагедия - удел северных рас, потому что им неведомо счастье всласть выплакаться.

Салли Кэррол вспомнила свое кладбище. Наверное, смутно к ней приходили те же мысли, когда она объясняла, что ей хорошо на кладбище.

- Итальянцы вроде бы самые веселые люди на свете. Впрочем, все это скучная материя, - оборвал он себя. - Вы выходите замуж за прекрасного человека, и это главное.

Он вызвал ее на ответную откровенность.

- Я знаю. Таким, как я, рано или поздно надо на кого-то опереться, и, мне кажется, в Гарри я могу быть уверена.

- Хотите еще потанцевать? - Поднявшись, он продолжал: - Приятно встретить девушку, которая знает, зачем она выходит замуж.