Тень на плетень   ::   Алешина Светлана

 — Может быть, это и интересно, — рассеянно сказала я. — Пока не знаю. Рой дальше, землекоп.

Посмотри заодно, кто такой этот Джапаридзе. Я не помню. А почему вдруг у них адрес одинаковый? — очнулась я.

— Все думали, что они братья, а они просто любили друг друга, — усмехнулась Маринка.

— Ревность, что ли? — хмыкнула я. — Или самоубийство от несчастной любви? Ну, ни фига себе!

— Причем классическая ревность: с битьем посуды! — заметил Сергей Иванович.

— Грешно смеяться над покойниками, — зачем-то произнес Ромка. Наверное, он так ненавязчиво пошутил и снова уткнулся в монитор.

— Чего грешного-то? — фыркнула Маринка, выставляя на стол поднос и выстраивая на нем чашки с ложечками. — После того как я умру, мне будет все равно, будут смеяться надо мной твои правнуки или нет.

— Правнуки? — переспросил Ромка, удивленно таращась на нее, — почему же правнуки?

— Потому что я переживу и тебя, и твоих детей, и внуков! — гордо заявила Маринка, беря поднос в руки.

— Давай я отнесу, — предложила я ей.

Маринка молча сунула мне поднос, а сама занялась кофеваркой.

Я отнесла поднос в кабинет, поставила его на кофейный столик и вернулась. Вода в кофеварке уже вскипела. Маринка, вооружившись банкой «Нескафе», обходила свой стол, готовясь перебазироваться к месту нашего традиционного кофепития.

В кабинете я нажала кнопку селектора и пригласила Виктора к себе. Он ничего не ответил, но я уже привыкла к таким вещам: придет, готова спорить.

Я вернулась в редакцию.

— Идемте, Сергей Иванович, — позвала Маринка Кряжимского, и тот, кивнув, погрузил свой компьютер в сон и встал, осторожно отодвигая стул.

— Во дела! — вдруг сказал Ромка, тоже приподнимаясь. — Я проверил все списки на эту квартиру, и знаете что?

— Знаем-знаем, пошли, а то остынет, — буркнула Маринка, направляясь к кабинету с кофеваркой.

— Нет-нет, вы послушайте! — вскричал Ромка, словно мы собирались уходить далеко и навсегда. — В том же прошлом году внезапно от приступа астмы крякнул один мужик, если помните, он из приподнятых был. Там что-то еще непонятное было, сперва думали, что самоубийство, но потом менты прикрыли это дело. Фамилия его была Гарфинкель…

— Ничего непонятного, — сказал Сергей Иванович, — я хорошо помню этот случай. Эксперты признали внезапный приступ астмы. Даже что-то про магнитные бури говорили, как о провоцирующем факторе. Лекарство у Гарфинкеля было далеко, и он просто не успел до него добраться. Кошмарная смерть, не дай бог никому.

— Ну так вот, — торжествующе воскликнул Ромка, помахивая авторучкой в воздухе, — а жил он в той же квартире, что и Джапаридзе, и Будников, вот как!

— Трое из ларца… — пробормотала Маринка и замолчала.

Я сама молча переваривала услышанное. Чертовщина какая-то… А если не чертовщина, то что?

— Это общежитие? — задала я разумный вопрос.

Ответ предполагался положительным, потому что иным быть не мог. Как еще трое взрослых мужчин могли оказаться в одной квартире?

— Дай-ка, Рома, я сам посмотрю. — Сергей Иванович подошел к Ромке и, заглядывая в монитор его компьютера, завозил по коврику «мышкой».

— Вот, вот, да вот же. — Ромка возбужденно тыкал пальцем в экран монитора, но Кряжимский, нахмурившись, не обращая внимания на его слова, сам проверил все данные.

— Ну, ты что встала, как изваяние, — сказала мне Маринка, подходя с кофеваркой, — пошли в столовку, пардон, в твой кабинет. Если что на самом деле путное, так расскажут.

— Проходи, а я подожду, чем кончится, мне интересно стало, — сказала я.

— Всем интересно, — сказала Маринка, — но только это тебе не Кинга читать. Вот у него интересно, а наш малец просто перепутал или нафантазировал.