Легенды грустный плен   ::   Бушков Александр Александрович

Саванна не принадлежит никому в отдельности, и всякий, откуда бы он ни явился и куда бы ни шел, вправе иметь свою тропу. У охотника и его соплеменников нет привычки набрасываться на не выказывающего враждебности чужого только потому, что он чужой. Убивать людей следует лишь защищаясь.

Поэтому охотник выпускает копье, повиснувшее на запястье, на ремешке. Показывает тем двум раскрытые ладони, дает понять, что на беззлобность он отвечает тем же, не видя причин для схватки. Откуда бы они ни явились и какими бы странными ни были их предметы — видно, что они все поняли. На этом их пути должны разминуться. Достаточно того, что обе стороны уважают чужую тропу и показали это. Так что каждый идет своей дорогой.

Свежий след зовет, зовет долг, и охотник, отодвинувшись, бочком-бочком, вновь переходит на размеренный бег. Ощутив мимолетный прилив любопытства, он все же оборачивается — как раз вовремя, чтобы увидеть бесшумно взмывающую ледяную птицу в синеве. Он не собирается об этом думать — мир необозрим и в нем всегда можно увидеть то, чего никогда не видел прежде, вереницы странных предметов и явлений не имеют конца, и, если уделять им время а мысли, того и другого не останется на выполнение долга перед племенем. А его долг — добывать мясо для сородичей. Так что по возвращении все уместится в несколько коротких фраз. А может, эта встреча и не заслуживает упоминания. Лучше уделить внимание небу — его цвет изменился.

Бугорок впереди растет и принимает форму уткнувшегося мордой в землю оленя — ветвисторогого, жирного, достойной добычи. Настиг, наконец!

Умирающий зверь способен на все, предосторожности нелишни. Охотник издали метнул костяной кинжал, но туша не шевельнулась — олень мертв, и охотник подошел уже безбоязненно, выдернул кинжал из загривка, испустил короткий победный клич и сноровисто, неторопливо стал разделывать тушу. Передохнуть он себе не позволил.

Жаль, что не унести все одному, половина мяса достанется зверью, да что тут поделать, если после нападения на стадо охотники разделились, каждый погнал свою жертву. Добыча все равно будет неплоха, если каждый из трех его спутников принесет столько же. В любом случае свою славу он не уронил, а это очень важно.

Стоя на коленях, перетягивая сыромятным ремнем туго свернутую в трубку шкуру, он почуял опасность. Жизнь научила его остро чуять опасность заранее. Но на сей раз это был не зверь. К зверю опасность отношения не имела. Что-то другое. Потому что свист, клекот, рев приближаются, наплывают словно бы сверху. И Великое Ясное Синее Небо уже запятнано черным грузным облаком!

Он так и остался на коленях, слабость разлилась по телу, к кончики пальцев бессильно скользнули по древку копья. Теплилась надежда, что все обойдется, но рассудок безжалостно свидетельствовал: приближается самое страшное чудовище на свете, страшнее тигров, носорогов и вовсе уж редко встречавшихся ящеров, — Небесный Змей, Владыка Высот.

Бессмысленно бежать, бессильно оружие. Спасения нет.

Грохот, рев и вой были сильнее шипения тысячи змей. Темное бесформенное тело быстро приближалось, заслонив солнце, густая тень упала на травы, на оцепеневшего в смертельном ужасе человека, черный хобот бешено вертелся, пританцовывал на возвышенностях, окруженный желтоватым сиянием и огненными шарами, хлестал по земле, поднимая тучи пыли и вороха вырванного с корнем кустарника. Зверь искал пищи. Рык чудовища подминал, уничтожил крохотную живую песчинку.

Подхваченная щупальцем небольшая антилопа взлетела и, кружась, скрылась в облаке. В лицо охотнику летели пыль и трава, огненные вспышки слепили, странное потрескивание подняло волосы дыбом, ветер вот-вот должен был сшибить с ног и швырнуть в пасть чудовища.