Ленинградская история   ::   Медякова Элла

Чего я боялась? Что он сюда явится? Если годы и годы не приходил ко мне живой, то чего это явится мертвый? И в Комарово? Он же наверняка лежит при крематории в виде серого порошка в пластмассовой урне. И где носится его озлобленный дух? Где-то в других мирах, где наверняка царствуют другие законы высшего уровня доброты и прощения. Мне же остается снимок его черепа и тьма воспоминаний. Даже портрет его бабушки в резной дубовой раме и его школьная медаль достались не мне, а его соседям. А где мои письма? Где они?..

Тут я почувствовала, как моя ненависть к тому, умершему, перешла все границы. Я прямо кипела от злости. Пусть только явится, хоть в виде привидения, и скажет что-нибудь из своего последнего репертуара. Вроде того что ты сама не представляешь, что такое любовь. А я ему - вот ты мне и расскажи, если теперь неземной. И мы будем долго, с наслаждением переругиваться, я знаю. Потом я спрошу его: зачем ты пропил это - нашу бесценную любовь?

Надо было срочно обойти чугунное распятие, и, может, я найду какую-нибудь надпись, стихи, что ли, которые меня успокоят. Я обошла крест, - нет, ничего не написано, были только даты рождения и смерти той, которая в марте 1965 года так озорно мне подмигнула. И, как озарение, я вдруг вспомнила, - он так доверчиво сказал мне всего три месяца назад на Каменном острове, когда мы уже с диагнозом стояли на остановке трамвая:

- Мне кажется, я сейчас подохну!

Действительно, стоял жуткий мороз. И я сняла с себя шарф и обмотала им его большую голову, в которой поселился рак. Помнится, ты подумала тогда, что шарф этот теперь придется выбросить. Как стыдно! Ведь наверняка он конец свой уже знал, только придуривался. Иначе почему попросил забрать все - свои школьные дневники, письма, мебель. А в одном его письме он некогда так тебе написал: "Я не знаю, много или мало я тебя любил, но я тебе отдал все, что имел!"

...Называй же беззаконницей, надо мной глумились со зла: я была твоей бессонницей, я тоской твоей была... И он наверняка тебя тогда прогнал, чтобы ты не увидела его конец - такой страшный.

Земная любовь, увы, не может не быть такой жестокой, потому что... да что тут говорить! Ах ты, мой незабвенный!

...Радостно и ясно завтра будет утро. Эта жизнь прекрасна, сердце, будь же мудро.

Сказание о реке Морье, или История одного дивана

Пять лет назад поздней осенью я вместе с человеком, которого долгие годы любила, поехала в лес на старом своем "Москвиче" с ручным управлением. Машина тогда еще ходила, несмотря на мои постоянные сомнения на ее счет. С нами были две собаки. По дороге мы с моим другом слегка повздорили: я долго петляла по шоссе, опасаясь с него съехать, а он предлагал мне свернуть прямо на луг, к самой речке Морье. Чуть позже я все же съехала к речке, а машину поставила на узкой тропинке. И правильно сделала, потому что при ближайшем рассмотрении луг оказался болотом.

С некоторых пор мой спутник начал меня раздражать. Он был похож на растение, которое долго не поливали, и оно скукожилось, словно жить ему было лень, да и незачем. И нет ни цветов, ни плодов. Всем своим видом он показывал, как ему все надоело. И особенно раздражали его мои энергичные подвижные собаки.

Отвернувшись от него и рассматривая коварный луг, я невольно вспоминала свои повседневные дела, даже небрежное и поверхностное выполнение которых должно было занять не один день. Главное же дело сейчас заключалось в том, что в трех километрах от этой речки, в чужом дачном домике меня ждала моя старая мать, которую надо было спешно везти в город, в тепло.

И вообще, зачем я поехала в этот лес, к этой речке? И какие грибы в такое время года! Недовольные друг другом, мы поспешно разошлись с корзинками в руках якобы по грибы. Я с собаками пошла направо, он налево. Вместо того чтобы искать грибы я села на пенек и огляделась. Мои собаки, побегав вокруг и угомонившись, уселись рядом. Река Морье выглядела безотрадно.