Летучий голландец   ::   Маккормак Эрик

– Прежде чем приехать в Камберлоо, она жила в Квинсвилле, – сказал он. – Вы слышали о нем?

– Конечно, – ответил я. Это был старый город на побережье Озера, в двухстах милях к северу от Камберлоо.

– Ее отец до конца своих дней был там судьей, – сказал он. – Но летом он служил еще на выездных сессиях в районе Камберлоо. Поэтому здесь он тоже купил дом. В нем и была сделана эта фотография моей мамы. В тот момент она носила меня. Говорила, что в первые месяцы это чувствуется колоссально, просто как зубная боль. И еще сказала, что не испытала беременность так, как беременность испытала ее.

Я вернул ему фотографию.

– Она умерла больше двадцати лет назад, – сказал он, глядя на снимок. – И я до сих пор не могу в это поверить. Когда-то я чувствовал себя виноватым, что позволяю другим мыслям вторгаться в мои воспоминания о ней. Но это все равно неизбежно, неизбежно. «Ибо воспоминания, как слезы, тают в океане забвения».

И снова это прозвучало как общеизвестная цитата, поэтому я, конечно, кивнул.

– Когда моей матери было столько лет, сколько сейчас мне, – сказал он, – у нее стало болеть сердце, и она уже не могла много ходить. Тогда она сказала, что должна сообщить мне что-то очень важное.

Профессор посмотрел на меня, убеждаясь, что я слушаю его достаточно внимательно.

– Ив самом деле, то, что она мне сказала, было довольно неожиданно. Это касалось человека, которого я всегда считал своим отцом. – Он вздохнул. – Мама сказала, что он не был ее мужем.

Он снова посмотрел на фотографию и долго молчал, погрузившись в ее созерцание.

Конечно, мне это откровение не показалось таким уж поразительным. А кому бы в наши дни оно таким показалось? Но мне хотелось подыграть ему.

– Объяснила ли она что-нибудь? – спросил я. – В смысле, что значит – не был ее мужем?

Он посмотрел на меня так, будто почти забыл, что я здесь.

– Да-да, – сказал он, – конечно, объяснила. Рассказала, что все это началось очень давно, когда она еще жила в Квинсвилле… ранним субботним вечером в начале осени.

Так началась история Томаса Вандерлиндена. Пока я ходил к нему, этот довольно обыкновенный на вид пожилой человек рассказал мне о самых необычных вещах, что я когда-либо слышал, – настолько необычных, что я даже стал делать записи, а я поступаю так крайне редко. Впрочем, мне не нужны записи, чтобы вспомнить, как он слегка улыбнулся, впервые упомянув о признании, сделанном его матерью. Или как лег на больничную кровать, прищурил глаза и устремил взор в далекий день прошлого, словно тот был кометой с хвостом изо льда и пыли.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕЙЧЕЛ ВАНДЕРЛИНДЕН

… Вынутые из воды, они уже ни на что не похожи.

Вот так и слова, выхваченные из сна.



Антуан де Сент-Экзюпери [2]

1



Ранним субботним вечером в начале осени Рейчел Вандерлинден ждала своего мужа, Роуленда, который должен был вернуться домой из-за границы, – он уехал из Квинсвилля больше трех месяцев назад. Он прислал телеграмму о том, что приедет сегодня поездом с Восточного побережья. Ей было необходимо разобраться с ним – раз и навсегда.

Она стояла у окна в кухне и смотрела через лужайку на Озеро: волны были все еще сильны после шторма и пенились белыми барашками. В ту ночь казалось, что даже этот большой каменный дом может сорвать с места и унести. Но сейчас ветер стих, и окно было приоткрыто. Сквозь него она услышала печальный звук и посмотрела на небо: над домом пролетала огромная стая гусей, принося с собой немного севера. Ей стало зябко, она подошла к плите и налила себе еще кофе.

Она сидела за столом и листала «Ведомости», когда позвонили в дверь: три длинных отчетливых звонка. Именно так всегда звонил Роуленд, сообщая о своем приходе.