Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика)   ::   Фриш Макс

И неожиданно дальше: "Мистерия ненависти (антисемитизм)".

Публицистика Фриша отнюдь не так проста, какой она может порой показаться. И читатель, думаю, ошибается, если полагает, что все это знал и он сам, только не облек в слова. Прошло много лет с выхода в свет первого, да и второго "Дневника" Фриша. Некоторые его мысли стали расхожими. Но и сегодня очевидна та бережность к собеседнику и в то же время бесстрашие, настойчивость и мастерство, с которыми он вел свои рассуждения и заставлял читателя их продолжать.

Быть может, Фриш думает не глубже многих своих современников. Но он думает в широких взаимосвязях: его мысль сопрягает человека с расположенными на расстоянии явлениями и дальними следствиями его поступков. Это и составляет глубину его публицистики.

К размышлениям приглашала сама форма фрагмента. Автор писал, что для него она часто играла роль рамы, ограничивающей пространство картины: простые предметы на плоскости полотна приобретают особую значительность благодаря своей выделенности из полной случайностей жизни. Но форма фрагментов, сцепленных друг с другом, таила в себе еще и простор для не ограниченного сюжетом и, значит, простирающегося в бесконечность размышления, обрывающегося только тогда, когда наступает усталость.

Трудно согласиться с Максом Фришем в его недоверии к эпическому произведению с закругленным сюжетом. Но можно понять его резоны и их продуктивность для собственного его творчества: в действительности он хочет наметить сразу несколько возможных ходов, результаты которых не видны сразу. Читателю предоставлены в таком случае все возможности, чтобы подхватить размышления автора, внести и свой вклад в партнерство.

В 1958 году, открывая книжную ярмарку во Франкфурте-на-Майне, Фриш выступил с речью "Общественность как партнер" (впоследствии так была названа и книга его публицистики). Оказавшись лицом к лицу с читателями, Фриш поделился своими размышлениями о стимулах, толкающих писателя к творчеству. К множеству возможных ответов, каждый из которых по-своему верен, он прибавил собственный, соответствующий его работе. Он пишет, признавался Фриш, из потребности в общении, из потребности дать знать о себе и своей точке зрения на мир и надежды - быть может, иллюзорной - быть услышанным. Исполнение всех остальных задач, возлагаемых на литературу, задач общественного и нравственного воздействия, он считает непредсказуемым. Исходные его намерения не простираются так далеко: "Я хочу, сколь бы монологичным это ни казалось, говорить, обращаясь к кому-нибудь".

В нашу книгу вошли воспоминания Макса Фриша о Брехте, с которым он встретился вскоре после войны, когда, перед возвращением в Германию, Брехт жил некоторое время в Швейцарии. За встречи с Брехтом Фриш был благодарен судьбе, хотя во многом с ним не соглашался. Ненавидящий фашизм, не принимающий империализм как античеловеческую систему (эта тема ясно звучит в его втором "Дневнике"), Фриш не разделял марксистских убеждений Брехта.

Дважды во втором "Дневнике" читатель встретит страницы, озаглавленные "Допрос". Несмотря на диалог, лицо здесь одно: задает вопросы и пытается ответить на них один и тот же мучимый сомнениями человек - его сознание разодрано надвое. Камень преткновения для Фриша в признании права на революционное насилие. Предпочтение он отдает постепенному совершенствованию демократии и охраняющему закон "правовому государству". Но и реальность такого государства, государства "вроде бы без насилия", для него сомнительна. Фриш далек от революционной твердости Брехта. Он и тут задает вопросы, И тем не менее общение с Брехтом имело для Фриша огромное значение, укрепив как его демократизм, так и некоторые эстетические предпосылки его творчества.