Любавины   ::   Шукшин Василий Макарович

Принести чего-нибудь?

– Ничего не надо!

– Я какую-нибудь книжку интересную принесу.

– Книжку – да, можно.

В палату вошел доктор, посмотрел на часы.

– Девушка, милая, сколько вы обещали пробыть?

– Все, доктор. Ухожу. Поправляйтесь, Павел.

Пашка взял девушку за руку подозрительно посмотрел на нее.

– А вы же сказали, что вам завтра уезжать надо.

– Я как-нибудь сделаю.

Пашка поманил ее к себе пальцем и, когда она склонилась, прошептал на ухо:

– А ты скажи, что ты захворала. Бюллетень у доктора достану… Ладно?

Девушка, не распрямляясь, близко заглянула в глаза Пашке, засмеялась. Пашка смотрел на нее, и ему опять казалось, что он самый «везучий» человек на свете.

– Я приду, – сказала она, поднимаясь. Потом опять склонилась и шепнула: – Только бюллетень не просите у доктора. Хорошо? Я так, просто останусь.

– Хорошо, – сказал Пашка. – А когда ты придешь?

Девушка оглянулась на доктора… Тот разговаривал с больным в углу.

– В это же время. Хорошо?

– Только не обманывай.

– Да что ты!…

– Девушка, милая, – сказал доктор, направляясь к Пашке, – пора и честь знать.

– До свидания, – сказала девушка, улыбнулась и вышла из палаты.

– Как дела, герой?

– Лучше всех, это я вам вполне авторитетно говорю, доктор. Пусть она завтра придет, а?

– Кто? Корреспондентка? – доктор усмехнулся. – Пусть.

– Пусть, когда захочет, тогда и приходит. Ладно?

– Ладно, – доктор похлопал Пашку по плечу и пошел в другую палату.

Пашка повернул голову к стене и задумался.

– Слышь, друг, – окликнул его детина.

– Спит, – сказал человек с «самолетом». – Не буди.

– Шебутной парень. Люблю таких, – сказал детина.

Пашка долго лежал с открытыми глазами, потом закрыл их и действительно заснул.

…И приснился ему такой сон.

Будто он в какой-то незнакомой избе – нарядный, в хромовых сапогах, которые оставил дома, в синей шелковой рубахе, которую ему разорвали в драке, – вышел на круг, поднял руку и сказал:

– «Барыню».

И три баяниста развернули баяны… И грянула «барыня». Пашка смахнул с плеч пиджак, раскинул руки и пошел осторожненько, пробуя незнакомый пол…

Барыня ты моя,

Сударыня ты моя.

Эх, барыня угорела!…

Дал крепче… И тут, откуда ни возьмись, в круг вышла девушка-журналистка. Вышла, вскинула гордо голову с желтыми волосами, пошла вокруг Пашки. Она была такая же, какой приходила в палату, только не в штанах, а в юбке.

Пашка хэкнул, сыпанул на пол четкую, крепкую дробь. Сверкала его ослепительная добрая улыбка, синим пламенем струилась великолепная шелковая рубаха…

…Вечером Пашку разбудили ужинать. Поужинали…

Пашка закурил и спросил детину:

– В стихах понимаешь?

– Понимаю, – с готовностью откликнулся тот, ожидая, что Пашка опять будет их смешить. Но Пашка сделал серьезное лицо и вполне серьезно прочитал:

Мечтал ли в жизни я когда

Стать стихотворцем и поэтом;

Тридцать лет из-под пера не шла строка,

А вот сейчас пишу куплеты!

– Как?

– Расскажи лучше еще чего-нибудь, – попросил детина. – Как ты с самолета прыгал, а?…

На другой день, утром, когда Пашка еще спал, в палату осторожно вошел Иван. Увидел Пашку, присел к нему на кровать, тронул за плечо. Пашка вскинул глаза… Не понял сперва, сон это или явь.

– Здорово.

– Здорово. Это на самом деле ты, или я сон вижу?

– На самом деле. За машиной приехал вчера… Как же ты так?

– Ерунда, – сказал Пашка. – С месяц полежу и все. Доктор сказал, что нога такая же будет.

Вид у Ивана был какой-то усталый.

– Ты чего такой?… Снулый какой-то.

– Буду на твоей полуторке работать, – сказал Иван, не отвечая на Пашкин вопрос. – А тебе потом новую дадут.

– Ушел из райкома?

– Да.

Несколько минут молчали. Иван держал в руках узелок с продуктами, смотрел на него.

– Вот Нюра собрала тебе… Куда его?

– Вон в тумбочку.