Лошадиный Суп   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

- А что такое "актив"?

- Бугры, плохие люди.

- Бугры?

- Ольга, - посерьезнел он, протягивая деньги. - возьмите. И не обижайте меня.

- Скажите, что вам от меня нужно. - Она спрятала руки под мышки.

- Мне нужно... - начал он решительно и вдруг опустился на колени. Ольга, я видел вас в Ялте. И в Кацивели. И потом в Коктебеле.

- Как?

- Я... тогда в Ялте... в этом кафе на набережной... "Якорь". Первый раз. Вы там были с вашим мужем. Вы ели салат из помидоров и... эти... котлеты... а в Кацивели вы ходили в столовую... и потом... потом... в Коктебеле... дважды в ресторане...

- Постойте, - вспомнила Оля. - На пляже в Кацивели, напротив платформы... черешня... кулек с черешней! Это вы были? Угощали? В шапке из газеты?

- Я, я, я! - замотал он плешивой головой.

Оля вспомнила странного, заискивающе улыбающегося курортника, сующего ей кулек с желтой черешней и смешно бормочущего чего-то. И сразу же вдруг вспомнила и весь свой сон про Кратово, монорельс и монтера с двумя топорами.

- Господи, какой бред! - проговорила она и расхохоталась.

Пока приступы хохота сотрясали ее стройное молодое тело, Бурмистров, стоя на коленях, смотрел на нее с жалкой улыбкой.

- Это были вы? - повторила она, кончив смеяться.

- Да! Да! Да! - почти выкрикнул он и рукой с зажатой в ней двадцатипятирублевкой вытер свое лицо. - Я... извините... Ольга... я не сплю уже четвертую ночь. С Коктебеля.

- Вы... из-за меня?

- Да.

- И вы что, за мной ездили?

- Да.

- Зачем?

- Чтобы видеть, как вы едите.

Оля молча смотрела на него. Дверь открылась, и пожилой мужчина с прижатыми к голой груди пятью бутылками пива шагнул в тамбур. Стоящий на коленях Бурмистров не пошелохнулся. Покосясь на него и на Олю, мужчина прошел мимо.

- Встаньте, - вздохнула Оля.

Бурмистров тяжело приподнялся.

- Что вы хотите от меня?

- Я... Ольга... поймите только правильно...

- Что вы хотите от меня?

Он втянул в себя пахнущий креозотом воздух тамбура.

- Я хочу, чтобы мы виделись раз в месяц и чтобы вы ели для меня.

- И что мне будет за это?

- Сто рублей. Каждый раз.

Она задумалась.

- Это будет не в общественном месте, - забормотал Бурмистров. - В нормальном, уединенном, и еда будет совсем не такая, как...

- Я согласна, - перебила его Оля. - Раз в месяц. Только раз в месяц.

- Только раз в месяц, - восторженным шепотом повторил он и, прикрыв глаза, облегченно привалился к вибрирующей стенке. - О, как я счастлив!

- Только телефона и адреса я вам не дам.

- И не надо, не надо... Мы будем встречаться в каком-то месте... в условленный день и час... так лучше, так лучше. Когда вы сможете?

- Ну... - подумала она. - В понедельник я рано кончаю. В час десять. Давайте в час тридцать на... у памятника Пушкину.

- У памятника Пушкину... - как эхо, повторил он.

- Да, а вы - москвич?

- Я живу в Подмосковье.

- Тогда - всё. И, пожалуйста, больше не ходите за мной в туалет. - Она повернулась, взялась за ручку двери тамбура.

- А... в какой понедельник? - спросил он, не открывая глаз.

- В какой? Ну... как месяц начнется. В первый понедельник месяца.

- В первый понедельник каждого месяца.

Оля вышла.

В купе ее ждал проснувшийся Володя с помятым лицом и всклокоченными волосами. Витка по-прежнему спала.

Забравшись на верхнюю полку, они долго целовались, потом молча лежали.

"Я деньги взять забыла, - вспомнила Оля, теребя Володины волосы. - Раз в месяц. А что? Пусть посмотрит".

В Москве на Олю пыльной подушкой свалилось сонное московское лето. Август она провела на даче в Кратово.

Гамак, сосны, концерт Сибелиуса для скрипки с оркестром, который она готовила к зимней сессии, пруд, Пруст, вечерний чай на террасе, визиты Володи, заканчивающиеся неизменным совокуплением в ельнике, бадминтон с соседом, велосипедные прогулки с Тамарой и Лариской, послеобеденный сон в мансарде.