Мальчик на велосипеде   ::   Екимов Борис

Хурдин рассказывал о жене и детях, слушал материнскую повесть о хуторской родне. В округе лишь родных братьев да сестер было четверо, теток и дядьев столько же, а уж двоюродные - самосевом росли. И все жили неплохо, грех жаловаться. И не единожды звали мать к себе средний сын Василий, дочь Раиса. Но мать жила одна. И как когда-то, при покойном отце и большой семье, держала корову, коз, птицу, кабана выкармливала. Мать хозяйством гордилась и потому очень довольна была, когда Хурдин сказал:

- Пойдем поглядим, как ты тут хозяинуешь. Либо одни мыши на базу?

- Да чего, сынок, глядеть,- с притворной скромностью ответила мать. Бабьи руки одни. Да и скотина вся на попасе.

Но поднялась она с охотою и с гордостью показала новый большой катух под шиферной крышей, где помещалась корова, козы и поросенку место нашлось.

- Триста рублей, золотая копеечка... Да спасибо еще ребятам, приехали, поставили. В один день... А как же, сынок, без катуха?

Старые катухи, которые ставил еще отец, плетневые, мазаные, на дубовых рассохах, старые катухи уже свое отжили. Крыша на них там и здесь провалилась, пьяно хилились стены, и теперь лишь ласточки стремительно ныряли в черные проемы дверей.

- Ломать надо, - вздохнула мать. - Рук не хватает. Сломать да поставить бы тута дровник. Под белым небом дрова лежат и уголь. А надо бы...

- Ничего тебе, мать, не надо,- засмеялся Хурдин,- Бросить тебе все да поселиться на покой. Ко мне бы поехала.

- Нет,- серьезно ответила магь. - Отца не кину. При нем помирать буду.

- Ну, к Василию иди, к Раисе.

- Не в силах, - сказала мать. - Себя едва обрабатываю, а тама хозяйство, детвора. Такую игу поднять. Годы не те... Да к Раисе я и не пойду. Иван хоть и неплохой зять, да старые люди как говорят: с сынком бранись - за печку держись, с зятьком бранись - за дверь держись. А это правда, истинная.

Хурдин посмеялся и сказал:

- Так-то оно так. Но не этого ты, мать, боишься. Ты хочешь всю жизнь хозяйкой быть. Я - хозяйка...- передразнил он ее.

- А чего ж...- приосанилась мать.- Взаправди, здеся - хозяйка, чего хочу... А тама... - махнула она рукой.

- Вот то-то и оно...- снова рассмеялся Хурдин и добавил серьезно: - Ты бы хоть корову, что ль, перевела. С козами да птицей полегче.

- Переводила, сынок. Не от добра, а переводила. Я ж болела, чуть не померла. Тебе уж не сообщали. Месяц в больнице провела. Кто же с коровкой?.. Сдали ее. А очунелася, пришла и без коровки слезьми закричала. Невозможно жить в попросях. Спасибо Василий помог добыть. И неплохая коровка, все при ней...

Разговоры текли бесконечные. И не могла мать от сына оторваться, хотя, позвякивая подойниками, бежали бабы на стойло коров доить и окликали, звали ее. И она наконец сдалась.

- Сиди не сиди, а никто не подоит, - вздохнула она.- Пойди койку разбери да ложись отдохни.

- Чего отдыхать,- ответил Хурдин.- Пройдусь, погляжу на хутор.

- Пройдись, погляди, и на тебя люди поглядят,- довольная, ответила мать.

- Может, в магазин зайти, взять? Вечером, наверно, придут? - спросил Хурдин, разумея хуторскую родню.

- Туча черная налетит,- ответила мать. - Как же, на тебя поглядеть. У меня самогонка есть. Но ты возьми в магазине две бутылки русской, на стол поставить. Боле не бери, не траться. Нехай самогон пьют, он хороший, аж горит. Хлеба возьми, если привезли.

Из ворот они вышли вместе и пошли улицей. Но недолго. Дед Архип стоял у колонки с полными ведрами и, поджидая нового человека, скручивал цигарку.

- Я побегу,- ответила мать. - А то тебя перестревать будут.

- Беги.

Мать свернула с улицы к выгону и ускорила шаг. Отойдя, она обернулась. И снова, как в тот, первый миг, когда увидела нынче сына, сердце у нее заколотилось и кровь ударила в лицо. И ноги сами собой, легко понесли вперед и вперед, по-молодому нагоняя ушедших баб.

Хурдин же попал в тенеты долгой беседы. Дед Архип новых людей любил.